А
Славой царственной увитый,
С силой огненого льва,
Храбрый,громкий и открытый,
Ярко-алый символ (А)

Б
(Б)-буйство и победа бытия,
Упорный бой богатсва и беды.
Оно само- потенциал себя:
Бутон, потом -цветущие сады.

В
Влажной весною речная волна
В веерный танец вовлечена.
И в бирюзовую воду вросли
Вьющейся лентою водоросли

Г
Угол (Г)-рычаг рассудка-
Обогнет любой тупик.
Обойдет преграды духа,
Горы в камни раздробив.

Д
(Д)-это древо мирозданья,
Земле дарящее плоды,Что щедрым духом созиданья
Вросло до неба доброты.

Е
Нежный росток из земли неуверенно
В вечную ель превращается медленно.
Тихий ручей бесконечного времени
Жизнью струтся под сенью растения.

В
Вышивала Лёля шёлком
Домик , солнышко и ёлку,
Глядь, а ёжик уволок
Ниток жёлтеньких клубок.
Мы смеёмся: что такое?
Вышло солнышко рябое!

Ж
Жажда жизни ,желание власти,
Напряжённой энергии жар
Изверженьем безудержной страсти
Порождают жестокий пожар.

З
Прозрения зоркий анализ
В извилины мозга вонзает
Звенящей поэзии звуки
И низменной прозы зигзаги.

И
Виных мирах- иные идеалы.
В полете к ним -потеряны века.
Но манит даль , и в замираньи рада
Душа витать,покинув берега.

Й
Сдунул лёгкий ветерок
Стаю птичек с ветки,
И случайно облетел
Одуванчик ветхий

К
Карандаш начертит кубик,
Ограничив край квадрата,
Чёткий контур нарисует,Указав на то ,что рядом.

Решила поместить в "Зарисовки".Это своего рода набросок, немного прозы. Маленькая зарисовка- рассказ...

Зачем цветут глаза на дальнем берегу? - правдиво-фантастическая история

"Я не выбираю музыку! Музыка выбирает меня!" - Малер

С ним случилось нечто совершенно непредвиденное. А начиналось всё как обычно...
Он кропотливо готовился к отъезду, ничем в этом не отличаясь от своих собратьев, получивших разрешение на выезд. Была какая-то неувязка с документами, вызвавшая необходимость его поездки в Москву за разъяснениями, затем традиционная ссора с тещей из-за какого-то пустяка по возвращении, затем объяснение с женой по поводу этой ссоры, затем конфликт с детьми на почве дурного настроения, затем... Но хватит об этом.
Наконец всё это позади, и они в самолёте дальнего следования. Казалось, теперь можно бы расслабиться, но мешал страшный шум двигателя под самым его носом. А самое главное – мешало то, что не удалось из-за всей этой предотъездной свистопляски проститься с матерью.
Однако уж больно сокрушаться по этому поводу не было никакой возможности, так как рёв мотора был совершенно невыносим и косил все мысли на корню. А всё оттого, что вдруг в самолёте не хватило мест, и ему как наиболее молодому из пассажиров-мужчин было предложено занять пустующее место у самой кабины пилота. И что ему было делать?! Выбирать не приходилось!
И вот сейчас он сидит там, откуда все давно уже сбежали, и мучительно пытается заглушить мыслями этот неимоверный рёв, казалось режущий его мозг на части. Нещадно ломило в висках.
Как долго это продолжалось, он оценить не мог, поскольку выпал из обычного понятия времени. Наверняка он знал лишь одно – это должно когда-нибудь закончиться. Надо только дожить до этого момента. И он цеплялся за эту ниточку надежды как за спасательный якорь.
Однако якорь не спасал, и он внезапно ощутил, что погружается во что-то липкое и похожее на беспамятство. И когда совсем уж было погрузился в это ничто, к нему вдруг прорвалась какая-то неземная музыка, похожая разве что на музыку сфер, если б он когда-либо слыхал её.
- Что это?! – молнией блеснуло в почти отключенном мозгу. – Близость к Богу?!
Однако больше это походило на близость смерти.
- Так вот она оказывается какая, смерть, - метнулось в нём. – Так ведь это вовсе и не страшно! Это прекрасно!
И так как музыка продолжала звучать в нём, он подумал, что уже умер и что правы утверждающие, будто умирает лишь тело, а что-то такое, чему нет названия, продолжает своё внеземное существование.
Он не слышал гОлоса, взывавшего пристегнуть ремни, как не слышал и толчка шасси о ленту посадочной полосы.
В себя он пришел только после полной остановки винтов, вызвавшей мгновенную мёртвую паузу в самолёте. И этого узкого интервала времени между рабочим шумом мотора и последовавшей за этим праздной разноголосицей толпы пассажиров оказалось достаточно для его возвращения в реальный мир. Впрочем, состояние его оставляло желать лучшего, но он сглотнул, и его отпустило.
Ничего не сказав жене о пережитом опыте, он последовал вместе со всеми к выходу. Получив багаж, прошел таможенный досмотр и проделал все остальные неизбежные процедуры, требуемые от него фактом прибытия на жительство в другую страну, после чего зажил тривиальной жизнью новоиспеченного эмигранта.
И всё бы ничего, если б в эту жизнь периодически не вторгалась музыка, опрокидывая весь её привычный уклад. Причём мало сказать, что раньше он музыкой не интересовался. Он даже не владел основами музыкальной грамоты, так что играл он теперь на слух на приобретенном с этой целью органе. И так как нот он не знал, то всё время боялся что-то забыть и упустить, но почему-то ничего не забывал и не упускал, а всё прекрасно помнил.
Наконец музыка овладела им настолько, что он забросил всё остальное, потому что оно казалось ему каким-то суррогатом, то есть совсем не важным, а только фоном для музыки, которая звучала в нём, поглощая его всего целиком.
Разумеется, с этим не могла смириться жена, на плечи которой свалилась теперь вся забота о семье и которая совсем не понимала происходящего с мужем, относя всё за счёт потрясения в связи с переездом. К тому же музыки мужа она не ценила, считая её блажью, не стоящей внимания и никуда не ведущей.
Понятно, что долго такие взаимоотношения тянуться не могли, и вскоре они миролюбиво расстались по обоюдному на то согласию, как в своё время и сошлись.
И только теперь он окончательно освободился от всех помех для своей музыки. Он ходил в стоптанных башмаках, надетых на босу ногу, не замечая этого. Носил пиджак с чужого плеча, подобранный им на какой-то свалке, которыми так изобилует Нью-Йорк. Питался как придётся и не видел ничего и никого вокруг. Он носил в себе музыку, боясь расплескать её неосторожным движением.
Увидели его. И это была женщина, тонкая и трепетная, у которой в жизни тоже вроде ничего не клеилось. Но это только на чужой "трезвый" взгляд. Ей же казалось, что так и надо жить – без особой программы, как полевой цветок, просто видя и любя мир внутри себя и каждую былинку снаружи.
И она видела и любила всё и всех, включая его.
Он уступил ей, не противясь общению и впустив её в свою новорожденную душу, потому что ощутил их первозданную связь. Он рассказал ей о происшествии в самолёте и показал плотный шарик, образовавшийся на мочке уха в результате этого.
А ещё он играл для неё.
Вот "Ностальгия". Она слушает и постигает своим внутренним взором: идёт печаль – невыносимая, на разрыв аорты, доходит до предела невозможного, крещендо – больше не выдержать, но печаль не спадает, а нарастает дальше, ещё, ещё... а рядом с ней – радость жизни, свет, летят и курлычут журавли... Да как же это возможно?! Так значит и впрямь соединимы печаль и радость?! Она же знала! – ликует в ней. – Она же всегда это знала! Какое чудо, что он позволил ей убедиться в этом!
А вот другое – "Любовь робота". Ночь. Диско. Певец поёт о том, как роботу-профессионалу задают вопрос, почему у одних любовь короткая, пятиминутная, а у других – навек?.. И вдруг, о ужас! – замыкание: запах гари, скрип, стон, скрежет, летят детали... Рушится мир робота. Вопрос задан сверх программы. Этого он не проходил – не было предусмотрено. И он выбивается из режима работы. И тут-то и начинается настоящая вакханалия: публика беснуется, забывается, отключается. Любовь робота! Позывные Космоса в дискотеке! Момент коллективного транса! Сейчас здесь все присутствующие – маги, шаманы, медиумы!
- Так не упустите же момент прозрения! - вопит и рыдает музыка.
Женщина с трудом приходит в себя. Она всё прочувствовала, всем прониклась. Он это уловил и рассказал ей самое сокровенное – о своей не заживающей вот уже три года и кровоточащей ране от разлуки с матерью, с которой он по воле обстоятельств даже не простился перед отъездом. Это не даёт покоя – гложет, точит, ноет...
Женщина возвращается к себе домой, но её не отпускает услышанное признание друга. Она сострадает, сопереживает, сотворит... И в ней рождаются строчки:

Зачем цветут ГЛАЗА на дальнем берегу,
Одолевая боль, тоску, печаль и скуку?...
ЗАЧЕМ цветут глаза на дальнем берегу? –
Чтоб даровать спасительную муку!

1 апреля 1994 года, Нью-Йорк
© СИЛЬВА РЯБИЧЕВА (Сильвестра-Славушка)

Оборотень из старого храма(японская сказка)

В давние, давние времена стоял в одной деревне старый храм. И все было бы ничего, если бы не поселился в том храме оборотень. Стали люди бояться к храму подходить: то покажется им, что ступени скрипят, а то вроде и смеется кто-то. Жуть, да и только!

Вот как-то раз собрались жители деревни в доме у старейшины, думать стали, как оборотня усмирить. И так прикидывали, и эдак, а ничего решить не могли. Кто же по собственной воле ночью в храм пойдет?

А в это самое время пришел в деревню торговец снадобьями. Звали его Тасукэ, был он молод, а потому ничего не боялся.

- Да неужели никто с оборотнем справиться не может? - пожал плечами Тасукэ. - Ладно, помогу вам - сам в храм пойду.

Дождался он ночи и в храм отправился. А осенью ночи тихие: ни звука кругом. Сидел Тасукэ в храме, сидел, скучно ему стало, он и зевнул. Да так громко! Запело эхо на всю округу, все вторит, вторит, остановиться не может.

Наконец, стихло все. Видит Тасукэ - стоит перед ним оборотень, улыбается.
- Ты кто такой? - спрашивает. - Смельчак, что ли? Один ко мне пришел?
- Конечно, один. А то с кем же? - не понял Тасукэ и снова зевнул.
Оторопел оборотень:
- Так ты что же, меня не боишься?
- Что значит бояться? - не понял Тасукэ.
- Чудак ты, да и только! - захихикал оборотень. - Все люди на свете чего-нибудь боятся. Вот ты чего боишься?

- Отстань от меня, - рассердился Тасукэ. - Не возьму в толк, о чем ты речь ведешь.

Примостился оборотень рядом с Тасукэ и объяснять принялся:
- Понимаешь, - говорит, - ты обязательно чего-нибудь бояться должен. Вот я, к примеру, оборотень. Меня все боятся, потому в храм не ходят.

- Кто ты? Оборотень? - переспросил Тасукэ. - Никогда бы не поверил!
- Да, я - оборотень, - гордо ответил тот. - Ты тоже меня должен бояться!
- Ну вот еще! - ответил Тасукэ. - Дурак я что ли тебя бояться. Уж если я чего и боюсь, то это золотых монет. Как увижу - мурашки по коже.

- Ну, я же говорил, говорил! - обрадовался оборотень. - Все на свете чего-нибудь боятся.

- Все? - не поверил Тасукэ. - И ты тоже?
- Я? - задумался оборотень. - По правде говоря, боюсь я вареных баклажанов. Запах у них противный, с ума меня сводит.

Посмотрел оборотень в окошко, заторопился.
- Светает уже, пора мне уходить, - говорит. - Приходи завтра - я тебя пугать буду!

На следующую ночь Тасукэ снова отправился в храм. Захватил он с собой большой чан с крышкой и много-много баклажанов принес. Сварил их, крышкой закрыл и ждать стал, когда оборотень пожалует.

В полночь явился оборотень. Идет, потом обливается. Присмотрелся Тасукэ получше, видит - несет оборотень большой мешок. Отдышался и говорит:

- Ну, готовься, сейчас я тебя пугать буду!
Вынул он из мешка горсть золотых монет и в Тасукэ швырнул.
- Ну что, страшно тебе? - спрашивает. - Сейчас еще страшнее будет!
Бросился Тасукэ от оборотня, бегает по храму и кричит:
- Ой, боюсь! Ах, боюсь!
Обрадовался оборотень.
- Все чего-нибудь боятся! - кричит.
Бегал Тасукэ по храму до тех пор, пока оборотень весь пол золотом не усьшал. А потом подбежал к чану, да крышку-то и открыл. Вырвался оттуда пар, и наполнился храм запахом вареных баклажанов.

Поморщился оборотень, задергался весь, а потом опрометью из храма бросился. Выбежал в сад, да за дерево схватился, глядь - и в гриб превратился, большой-пребольшой.

Обрадовались жители деревни, что от оборотня избавились. Накупили у Тасукэ в благодарность много-много трав и снадобий. А потом пошли в храм золотые монеты собирать. Смотрят - а это и не монеты вовсе. а грибочки. Так ни с чем они и ушли.

А Тасукэ дальше отправился, и везде об оборотне из старого храма рассказывал.

А что же стало с большим грибом? Он, говорят, до сих пор у храма стоит. Сначала его съесть хотели, да раздумали: может, он ядовитый, раз оборотнем раньше был?(с)

Чье сокровище лучше (японская зказка)

Некий князь имел множество диковинных сокровищ. Чего только у него не было: и рога бородатого льва, и рыбий пуп, и веер тэнгу и даже набедренная повязка бога грома Каминарисама!

Князь очень гордился своими сокровищами. Но предметом его особой гордости был золотой петух. Хотя он и был сделан из золота, выглядел петух совсем как настоящий. Каждый день, едва лишь начинало светать, он выкрикивал три раза: "Кукареку!"

Самым большим наслаждением для князя было время от времени вынимать свои сокровища и рассматривать их. Драгоценностями, которые ему особенно правились, он никогда не уставал любоваться.

Было у князя восемь главных слуг, И каждый из них, как и подобало княжеским слугам, тоже имел свое сокровище - какую-нибудь редкость, которой гордился.

И вот однажды князь созвал этих слуг и сказал им:
- Вот что: завтра вечером я устраиваю смотр сокровищ. Приходите все в замок со своими драгоценностями. Тот, чье сокровище окажется лучшим, получит щедрую награду.

Слуги обрадовались:
- "Смотр сокровищ"! Вот интересно!
- Награду получу я!
- Ну, уж нет - я!
Так переговариваясь, разошлись они по домам.
Наступил вечер следующего дня. Князь достал золотого петуха и стал ждать слуг с их редкостями.

Вскоре появился первый слуга. Он принес свое сокровище - "глаз дракона".
Второй слуга принес маленький череп.
- Вот череп теленка, - самодовольно сказал он. Третий слуга принес ведьмин фонарь. Четвертый - желудок барсука. Пятый - ботинки для воробья. Шестой - крылья и лапки голубя-вертуна. Седьмой - искусственное ухо для глухого.

Один за другим собрались со своими диковинками семеро слуг и стали ждать восьмого, но он все не появлялся.

- Где же он? Что с ним приключилось?
- Ему, наверное, нечего показать!
- Поэтому он и не пришел! Жаль, но... Пока семеро слуг вели такой разговор, появился восьмой слуга. Он почтительно поклонился князю.

- Я опоздал, нет у меня никакого оправдания.
- Потом будешь извиняться. Покажи скорее, какое сокровище ты принес?
- Да, да... Только у меня нет такого сокровища, которое можно назвать особенным. Я не знал, что мне принести сегодня вечером, и взял с собой сокровище самое обыкновенное.

- Хо! Обыкновенное сокровище? Что это еще такое? Показывай скорее!
- Я оставил его перед воротами замка.
- Что же ты, иди скорей за ним!
- Да, да. Сейчас!
Восьмой слуга пошел и сразу же вернулся со своим сокровищем. Это были четыре послушных мальчика и четыре прехорошенькие девочки. Дети стали парами и вежливо поклонились.

Весь большой зал посветлел от сияния оживленных детских лиц. А золотой петух князя и диковинки его слуг сразу потускнели.

- М-да... - вздохнув, заговорил князь, - в самом деде, это замечательное сокровище. Прекрасные дети! Чего уж обыкновенное, - а рядом с ними наши редкости и драгоценности все равно, что мусор. Я завидую тебе, потому что у тебя есть первое сокровище Японии - дети. Ты победил. Первая награда принадлежит тебе. Поздравляю! Поздравляю!

Услышали другие слуги слова князя, и им стало стыдно. Низко опустили они головы и долго не поднимали их.

Лебедь/ От Леонардо да Винчи

Склонив гибкую шею к зеркалу воды, лебедь долго всматривался в свое отражение. Он понял причину усталости и озноба, пронизывающего все тело, словно в зимние холода.

Теперь он доподлинно знал, что час его пробил и настала неотвратимая пора прощания с жизнью.

Его перья были так же прекрасны и белоснежны, как и в далекие годы юности. Ему удалось пронести в незапятнанной чистоте свое одеяние через все жизненные невзгоды и испытания, через зной и стужу.

И теперь он был готов спокойно и достойно закончить свои дни.

Изогнув красивую шею, он медленно и величаво подплыл к старой плакучей иве, под чьей сенью любил, бывало, пережидать летний зной.

Опустился вечер, и закат окрасил в пурпур спокойные воды озера.

В глубокой вечерней тишине, воцарившейся вокруг, послышалось лебединое пение. Никогда ранее лебедь не пел с такой проникновенной задушевностью и щемящей тоской. Он вдохновенно пел о своей любви к природе, небу, воде, земле...
- Лебедь поет,- прошептали зачарованные прощальной песней рыбы, птицы и все прочие обитатели полей, лесов и лугов.- Это песня умирающего лебедя.

Нежная грустная песня эхом разнеслась по округе и замерла с последними лучами солнца.

Справедливость/От Леонардо да Винчи

Нет на свете справедливости!- жалобно пропищала мышь, чудом вырвавшись из когтей ласки.
- Доколе же неправду терпеть!- возмущенно крикнула ласка, едва успев спрятаться в узкое дупло от кошки.
- Житья нет от произвола!- промяукала кошка, прыгнув на высокий забор и с опаской поглядывая на брешущего внизу дворового пса.
- Успокойтесь, друзья!- сказала мудрая сова, сидевшая в клетке на крестьянском дворе.- В ваших сетованиях на жизнь есть доля истины. Но разве справедливость принадлежит по праву кому-то одному из вас?

При этих словах мышь выглянула из норы, ласка высунула носик из дупла, кошка поудобнее устроилась на заборе, а пес присел на задние лапы.
- Справедливость,- продолжала сова,- это высший закон природы, по которому между всеми живущими на земле устанавливается разумное согласие. По этому мудрому закону живут все звери, птицы, рыбы и даже насекомые. Посмотрите, как дружно живет и трудится пчелиный рой.

Сова действительно была права. Кому хоть раз приводилось видеть улей, тот знает, что там безраздельно властвует пчелиная матка, распоряжаясь всем и всеми с величайшим умом и справедливо распределяя обязанности между членами многочисленной пчелиной семьи. У одних пчел основная забота - сбор нектара с цветов, у других - работа в сотах; одни охраняют улей, отгоняя назойливых ос и шмелей, другие заботятся о поддержании чистоты. Есть пчелы, коим надлежит ухаживать за маткой, не отходя от нее ни на шаг. Когда повелительница состарится, самые сильные пчелы бережно носят ее на себе, а наиболее опытные и знающие врачуют всякими снадобьями. И если хоть одна пчела нарушит свой долг, ее ждет неминуемая кара.

В природе все мудро и продумано, всяк должен заниматься своим делом, и в этой мудрости - высшая справедливость жизни.

Феникс/ От Леонардо да Винчи

Высоко пролетая над безбрежной пустыней, феникс приметил далекий огонь костра на биваке. Он понял, что час великого жизненного испытания настал и ему надлежит стойко подчиниться велению судьбы.

Феникс был значительно крупнее всех живущих на свете орлов, а по красоте и яркости оперения не шел с ними ни в какое сравнение.
Он величаво парил в ночном небе на распластанных крыльях, а затем широкими плавными кругами начал снижаться к земле.

Оказавшись над костром, он почувствовал, как языки пламени жадно лизнули его перья и обожгли лапы. Превозмогая боль и оставаясь верным долгу, феникс бесстрашно рухнул в огонь.

Костер зашипел, зачадил и начал угасать. Но вскоре из кучи золы стал пробиваться язычок голубого пламени, трепещущий на ветру и упрямо поднимающийся кверху, словно у него были крылья.

Это феникс возрождался из пепла, чтобы вновь прожить пятьсот лет в небе.

Сирена/От Леонардо да Винчи

Ветер утих, и паруса безжизненно обвисли на реях мачты. Все замерло. Даже серебристая лунная дорожка не дрогнет на водной глади.

Но вдруг ночное безмолвие нарушили таинственные звуки. Казалось, что это шепчутся волны, делясь впечатлениями о прошедшем дне.

Вскоре из морских глубин всё отчетливее стало доноситься чье-то сладостное пение. Голос был так нежен, а мелодия столь прекрасна, что трудно было не поддаться очарованию.

Убаюканные волшебными звуками моряки забылись крепким сном.

И тогда послышался легкий всплеск воды, и показалось странное существо с ликом и туловищем девы, но с чешуйчатым хвостом рыбы.

Это была сирена. Ее боялись больше, чем самой страшной бури в открытом море.

Подплыв к покачивавшемуся на волнах судну, морская красавица неслышно поднялась на борт. Сверкнув очами, она коснулась рукой каждого из моряков, и те, не проснувшись, расстались с жизнью.

Потеряв управление, корабль бесцельно бороздил моря, пока не разбился, натолкнувшись на прибрежные рифы, и не унес на дно тайну о содеянном сиреной.

Трудно представить Сирену, со своим хвостом поднимающуюся на борт корабля. Так же, как лазающую по деревьям (Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу").
И почему она сначала усыпляла моряков, а потом убивала их? Из вредности?
Вряд ли ее кто-то из людей мог обидеть, если учесть, что она усыпляет пением и убивает одним прикосновением... Странная сказка, нелогичная. И мрачная.

Ямайка, не заставляй меня лазать (Израильский форум Замок Чудес) в инете в поисках "мифских" картинок Сирены-птицы.

п.с. и уж совсем потерла надежду на встречу с Сиреной немрачнопоющей

Я опять чего-то не поняла?
А те Сирены, которые пели Одиссею, изображались греками в виде птиц с женской головой и грудью. Сидели они на окрестных скалах.
http://www.litportal.ru/genre223/author330.../book15489.html

Мы в курсе...в смысле мы и Сирены Сходи в Вегипедию (если не лень)..ну или в поисковик. И я поиСЧу

А говорят, что птичье молоко - это неправда...