"Вставай, земляк, страна колеса подала..."
"День прошел - ближе к смерти и свободе..."
"И вздрогнула фраерская душа..."
"Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма".
"Всё твое и ваше - всегда было мое и наше".
"Не веришь? - Прими за сказку..."
"Бог - не фраер, он всё видит."
"Не верь, не бойся, не проси..."
--------------------------------------------------------------------------------
КРАТКОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
На этих страницах - только часть текстов, относящихся к блатному фольклору, собираемых автором долгие годы - поначалу без каких-либо намерений обнародования.
И одновременно это часть книги, которая в настоящее время готовится к печати.
Сейчас, когда сборники "блатных" песен выходят один за другим, легко задаться вопросом: нужен ли еще один? Конечно, нужен. Хотя бы потому, что большинство песен, включенных в выходившие до сих пор книги, блатными не являются.
Да и что такое вообще блатная песня?
Как ни странно, ответа на этот вопрос до последнего времени дано не было, определения блатной песни не существовало. Его сформулировал автор этих строк в статье "В.Высоцкий и блатная песня". Уместно повторить это определение здесь - без подробных обоснований (интересующимся рекомендую газету "Высоцкий: время, наследие, судьба" , где опубликована статья): Блатные песни - песни на уголовную (блатную) тематику, бытующие в соответствующей среде.
Именно исходя из этого определения, отбираются тексты для сборника. Именно поэтому в данной подборке читатель не встретит таких, например, произведений, как "В оркестре играют гитара и скрипка...", "В нашу гавань заходили корабли...", "Есть у нас в Одессе, в районе Молдаванки...", а также многих других замечательных песен.
В этой связи хочется пригласить к сотрудничеству всех, кто имеет подобные собрания, просто интересующихся и любящих блатные песни
На Колыме, где тундра и тайга кругом,
Среди замерзших елей и болот
Тебя я встретил с твоей подругою,
Сидевших у костра вдвоем.
Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и руку подал,
Вы встрепенулись, поднялись.
И я заметил блеск твоих прекрасных глаз,
И руку подал, предложил дружить.
Дала ты слово быть моею,
Навеки верность сохранить.
В любви и ласках время незаметно шло,
Пришла весна, и кончился твой срок.
Я провожал тебя тогда на пристань,
Мелькнул твой беленький платок.
С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночами я не спал, а все страдал.
Я проклинаю тот день разлуки,
Когда на пристани стоял.
А годы шли, тоской себя замучил я.
Я встречи ждал с тобой, любовь моя.
По актировке - врачей путевке -
Я покидаю лагеря.
И вот я покидаю свой суровый край,
А поезд все быстрее мчит на юг,
И всю дорогу молю я Бога:
Приди встречать меня, мой друг!
Огни Ростова поезд захватил в пути,
Вагон к перрону тихо подходил.
Тебя больную, совсем седую
Наш сын к вагону подводил.
Так, здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится и падает снежок
На берег Дона, на ветку клена,
На твой заплаканный платок...
Товарищ Сталин
Товарищ Сталин, вы большой ученый -
В науках вы познали высший толк.
А я простой советский заключенный,
И мой товарищ - серый брянский волк.
За что сижу, по совести, не знаю,
Но прокуроры, как всегда, правы,
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где при царе сидели в ссылке вы.
И вот сижу я в Туруханском крае,
Где часовые грубы и строги,
Я это все, конечно, понимаю
Как обостренье классовой борьбы.
Всю жизнь в грехах мы с ходу сознавались,
Этапом шли навстречу злой судьбе.
Мы так вам верили, товарищ Сталин,
Как, может быть, не верили себе.
То дождь, то снег, то мошкара над нами,
А мы в тайге с утра и до утра,
Вы здесь из искры раздували пламя -
Спасибо вам, я греюсь у костра!
Товарищ Сталин, ты не спишь ночами,
Прислушиваясь к шороху дождей,
А мы лежим на нарах штабелями,
И нам чужда бессонница ночей.
Я вижу вас - в своей партийной кепке
И в кителе идете на парад.
Мы рубим лес, а сталинские щепки,
Как раньше, в наши головы летят.
Вся грудь у вас в наградах, вся в медалях,
И волос от заботы поседел,
Ведь вы шесть раз из ссылки убегали,
А я - дурак - ни разу не сумел!
Вчера мы хоронили двух марксистов,
Мы их не накрывали кумачом,
Один из них был правым уклонистом,
Другой, как оказалось, ни при чем.
И перед тем, как навсегда скончаться,
Вам завещал кисет и те слова,
Просил он вас во всем тут разобраться
И тихо вскрикнул: "Сталин - голова!"
Живите тыщу лет, товарищ Сталин,
И пусть в тайге сгнивать придется мне,
Я верю будет чугуна и стали
На душу населения вдвойне.
Седой
Случай на севере был в отдаленном районе:
Срок в лагерях отбывал паренек молодой.
Всюду по зоне звучал его голос чудесный,
Все уважали и дали кликуху "Седой".
Как-то приходит к Седому письмо заказное,
Пишет Седому из дому родимая мать:
"Я заболела... О, горе какое, сыночек,
И не хотелось, не видя тебя, умирать."
Брови, глаза у Седого тотчас потемнели.
Все замечали, что голос Седого дрожал,
А на рассвете, когда все начальство явилось -
Всем объявили, что ночью Седой убежал.
Вот, через месяц к Седому - письмо заказное,
Пишет Седому из дому родимая мать:
"Я поправляюсь! О, счастье какое, сыночек,
И дождалась возвращенья родного отца!"
Слухи пошли, что Седого в побеге убили.
Горем убит, похоронен Седого отец,
Но никогда и никто из родных не узнает -
Где и когда похоронен был этот беглец.
МУРКА
Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась черными делами,
И за ней следила Губчека.
В банде была баба, звали ее Мурка,
Сильная и ловкая была.
Даже злые урки - все боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.
Дни сменяли ночи темного кошмара,
Много стало с банды залетать.
Ну как узнать скорее - кто же стал легавым,
Чтобы за измену покарать?
Раз пошли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в фартовый ресторан.
Вижу в зале бара - там танцует пара:
Мурка и какой-то юный франт.
Я к ней подбегаю, за руку хватаю,
Но она не хочет говорить,
И тогда малина Кольке-уркагану
Приказала Мурку погубить.
Мурка, в чем же дело? Что ты не имела?
Разве не хватало барахла?
Ну что тебя заставило спутаться с легавыми
И пойти работать в Губчека?
В темном переулке встретил Колька Мурку:
"Здравствуй, моя Мурка, и прощай,
Ты зашухарила нашу всю малину
И за это пулю получай!"
Вдруг раздался выстрел, Мурка зашаталась,
И на землю рухнула она.
Больше она не встанет, шухер не поднимет,
И о том узнают в Губчека!
Черный ворон крячет, мое сердце плачет,
Мое сердце плачет и болит...
В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит...
На Молдаванке музыка играет
На Молдаванке музыка играет,
Кругом веселье пьяное шумит,
А за столом доходы пропивает
Пахан Одессы - Костя-инвалид.
Сидит пахан в отдельном кабинете,
Марусю поит розовым винцом,
А, между прочим, держит на примете
Ее вполне красивое лицо.
Он говорит, закуску подвигая,
Вином и матом сердце горяча:
"Послушай, Маша, девка дорогая!
Мы пропадем без Кольки-ширмача.
Живет ширмач на Беломорканале,
Толкает тачку, стукает кайлой,
А фраера вдвойне богаче стали,
Кому же взяться опытной рукой?
Съезжай, Маруся, милая, дотуда!
И обеспечь фартовому побег.
И торопись, кудрявая, покуда
Не запропал хороший человек."
Маруся едет в поезде почтовом,
И вот она у лагерных ворот.
А в это время зорькою бубновой
Идет веселый лагерный развод.
Выходит Колька в кожаном реглане,
В липье военной, яркий блеск сапог.
В руках он держит разные бумаги,
А на груди - ударника значок.
"Ох, здравствуй, Маша, детка дорогая!
Привет Одессе, розовым садам!
Скажи ворам, что Колька вырастает
Героем трассы в пламени труда.
Еще скажи: он больше не ворует,
Блатную жизнь навеки завязал,
Он понял жизнь здесь новую, другую,
Которую дал Беломорканал.
Прощай же, Маша, девка дорогая,
Одессе-маме передай привет!"
И вот уже Маруся на вокзале
Берет обратный литерный билет.
На Молдаванке музыка играет,
В пивной веселье пьяное шумит,
Маруся рюмку водки наливает,
Пахан такую речь ей говорит:
"У нас, жулья, суровые законы,
И по законам этим мы живем,
А если Колька честь свою уронит,
Мы ширмача попробуем пером!"
А в этот день на Беломорканале
Шнопа решила марануть порча,
И рано утром зорькою бубновой
Не стало больше Кольки-ширмача...
Кто не был в тюрьме, судить не может,
Скольких она ужасов полна,
А кто был - тот уж не поможет,
Буду дожидаться я конца.
Часовой! Ребенка успокойте,
Чтобы этот мальчик не рыдал.
Дверь темницы чуть-чуть приоткройте,
Чтобы он свободу увидал!
Я упал на нары, сердце сжалось,
Вспоминая дом, родную степь.
Из темницы снова раздавалось:
"Дверь откройте, я уже ослеп!"
Часовой! Ребенка успокойте,
Чтобы этот мальчик не рыдал.
Дверь темницы чуть-чуть приоткройте,
Чтобы он свободу увидал!
Часовой стоял и стоны слушал,
Словно сыч на дереве сухом,
И, как будто, рвал он наши души,
Наслаждаясь кровяным куском.
Часовой! Ребенка успокойте,
Чтобы этот мальчик не рыдал.
Дверь темницы чуть-чуть приоткройте,
Чтобы он свободу увидал!