Наши души легше воздуха, строка к строке Опции

[Ицхак Скородинск...]

Нити времени


Нити времени в памяти нашей сплелись в колдовской непрерывный клубок,
так сплелись, что вовек не распутать, не освободить-
ся от пут и, конечно же, не разобрать-
ся кто правиноват – но внутри то, в душе –
разве знали мы,
как разрубить,
как распутать нам, нашу с тобой, нелюбовь…
Стыд и слезы, да что ж это с нами, за что и зачем этот глыбистый русский роман
засосал нас в трясину, где мы
судьбы спутав,
агонизируем с мыслью последней –
Не жить мне,
не жить без тебя…
Прибери меня,
боже,
скорей…

Ну,
скорее…
Молю…
Всей душою и сердцем…
[color="#800080"][/color]

[Ицхак Скородинск...]

Лучше поздно, чем после смерти

Только, только попавши в рунетовские поэтические сети, мне так закортело написать заметку поэткорра о вечере, в какой-то степени определившем мою теперешнюю жизнь.
Вот она…

Студия Левина

Я хотел бы рассказать один эпизод из далёкого литературного прошлого моего города - Харькова. На литстудии, которой руководил Роман Александрович Левин, было много молодых и безаппеляционных поэтов, и наш мудрый руководитель преподал нам урок. Он спросил нас, как мы относимся к творчеству Николая Тихонова. Мы заорали, что-то непотребное, хором и громко. Тогда он открыл какую-то старинную, как нам тогда казалось, книгу, а это было прижизненная книжка классика, которая в советское время не переиздавалась, и произнёс то, что отозвалось потом во всей моей судьбе. "Мы разучились нищим подавать". И читал целый вечер. Под гробовую тишину.
О том, что произошло тогда с нами, каждый из зашедших на эту тему, много лет спустя прочитал в книжке одного из этих самых братьев, помните сцену прихода туда Тихонова. И Левин предвосхитил описание этой сцены слово в слово.

Этот опус, почему-то, и моими стараниями, и сам собой, распространился по Рунету, а мне стали приходить письма с комментами, просьбами, требованиями, что, мол, не читали, и вообще…
Который из братьев это всё описал.
А я, единственное, что помнил, огромный зал библиотеки Короленко, книга, и оторопь от прочитанного.
В Инете, я, как не старался, ничего не нашёл. Зато ещё раз прочитал всё, что тогда было впечатано электронной методой из Каверина и прочих братьев и …сестёр.
Начал приставать к литературовьедам, но…
Указывали то на одного, то на третьего. И ничего определённого.
Но, лучше поздно, чем в могиле.
Нашёл!

Геннадий Прашкевич Самые знаменитые поэты России. Николай Семёнович Тихонов


«В ту субботу, – вспоминал „серапион“ Каверин, – к нам пришел рыжевато-белокурый солдат-кавалерист в длинной, сильно потертой шинели, с красно кирпичным лицом, выше среднего роста, костлявый, решительный и одновременно застенчивый. Он был так худ, что казался вогнутым, острые плечи готовы были разорвать гимнастерку. Но это была худоба молодого, крепкого, очень здорового человека. Его встретили радушно. Он улыбнулся, и оказалось, что один из передних зубов у него выщерблен или полусломан. Кажется, уже и тогда он курил трубку. Щеки у него были ввалившиеся, но тоже молодо, твердо. Его усадили за стол, он положил перед собой рукопись и стал читать – глуховатым голосом, быстро. Его попросили читать медленнее. Как будто очнувшись, он поднял взволнованные глаза и повиновался – впрочем, на три-четыре минуты… Впервые нам предстояло общее решение… Объединившиеся, не раз собиравшиеся, связанные быстро укреплявшимися отношениями, мы должны были оценить рассказ и сказать автору – принимаем мы его в орден „Серапионовы братья“ или не принимаем. Не было ни устава, ни рекомендаций, ни предварительных условий, которые показались бы нам смешными. Решение надо было принять, следуя нигде не записанному закону. Этот закон состоял из двух естественно скрестившихся начал – литературного вкуса и чувства ответственности. Первое непосредственно относилось к рассказу. Второе – и к автору и к рассказу…
Солдат (перешептываясь, мы выяснили, что он не просто кавалерист, но еще и гусар) читал долго, и мы слушали его терпеливо: если Горький упрекал себя в длиннотах, они простительны и гусару. Однако, когда он перевалил за середину, его перестали слушать… Вежливо, в слегка поучительном тоне Груздев выразил общее впечатление: не удалось то и это. Могло бы удаться, но тоже не удалось это и то. Мы единодушно присоединились. Кавалерист слушал внимательно, но с несколько странным выражением, судя по которому можно было, пожалуй, предположить, что у него добрая сотня таких рассказов. Потом сказал чуть дрогнувшим голосом: «Я еще пишу стихи». Слушать еще и стихи после длинного, скучного рассказа? Но делать было нечего: мы что-то вежливо промычали. Из заднего кармана брюк он вытащил нечто вроде самодельно переплетенной узкой тетрадки. Раскрыл ее – и стал читать наизусть. Не только я, все вздрогнули. В комнату, где одни жалели о потерянном вечере, другие занимались флиртом, внезапно ворвалась поэзия, заряженная током высокого напряжения. Слова, которые только что плелись, лениво отталкиваясь друг от друга, двинулись вперед упруго и строго. Все преобразилось, оживилось, заиграло. Неузнаваемо преобразился и сам кавалерист, выпрямившийся и подавшийся вперед так, что под ним даже затрещало стащенное из елисеевской столовой старинное полукресло. Это было так, как будто, взмахнув шашкой и пришпорив коня, он стремительно атаковал свою неудачу. Каждой строкой он загонял ее в угол, в темноту, в табачный дым, медленно выползавший через полуоткрытую дверь. Лицо его стало упрямым, почти злым. Мне показалось даже, что раза два он лязгнул зубами. Но иногда оно смягчалось, светлело. «Мы разучились нищим подавать, дышать над морем высотой соленой, встречать зарю и в лавках покупать за медный мусор золото лимонов…» – Еще! – требовали мы. – Еще! – И Тихонов – это был он – читал и читал…»

После слов этих всех…

А ведь мы, действительно, разучились… Это я о золоте лимонов.

[Ицхак Скородинск...]

Ну и пусть

Не жалею…
С. А.Есенин


Хоть жизнь и люблю всё сильнее,
а смерти… почти… не боюсь –
я понял давно – вещь в себе – я,
и если умру – ну и пусть.

Уже ни о чем не жалею,
не плачу… немножечко… злюсь,
что жизнь оказалась длиннее…
судьбы…
Так умру! Ну и пусть.

И смерть не зову… Но старея,
лелею… вселенскую… грусть –
так время проходит быстрее.
Наверное, умру.
Ну и пусть!!!


Сообщение отредактировал Ицхак Скородинский - 28.10.2014, 12:55

[Ицхак Скородинск...]

Причуды. Выпью кровь

Как жадно он в прицел глядит, как...
Кошка камышовая лакает языком шершавым выпью кровь, а изувеченная птица, не в силах возопить в последний раз, из перекушенного горла, выдавливала жизнь свою и, пеною кровавой исходя, дрожала...

А старик,
пытая прошлое...
Вот так же вспоминал, как он, глотая зубы, бился об пол лбом, а зверь...
Глаза в глаза...
И хрип...
И пузыри кровавые...


Но!
Выжил, видишь, выжил...

И вот...
Глядит, как кошка камышовая шершавым языком лакает выпью кровь, урча от наслажденья...
Не зная, что?!

Что палец на курке.

[Ицхак Скородинск...]

Ни тебя, ни Парижа

От того, что душа износилась до дыр
и, как загнанный зверь, притворяется мертвой,
а сердце…
Не рифмуется с жизнью.
…А из зеркала тупо глядит на меня
старичок – бес словесный
чтоб жизнь дотерпеть до конца…
ЭКА НЕВИДАЛЬ!
Есть мне за что уцепиться –
живого гуся изловив на планете Земля,
выдираю
пару перьев получше,
из картриджей старых готовлю чернила…
И ночью
над листом белопенным
свои воркования-сны начинаю расчерчивать…

Сад…

Вот, дорожка, пыреем заросшая скользким к обрыву…

Тень твоя над обрывом,
луной освещенная –
голос - отчетливо –
- Всё, мой любимый, прощай!
Ни тебя, ни Парижа
я уже никогда на увижу-у-у…

Лечу за тобой –
боже –
ребра!

…Опомнившись,
лед приложив к голове просветленной,
повторяю за эхом твоим –
- Ни тебя,
ни Парижу,
я уже…
Никогда, никогда, никогда…

[Ицхак Скородинск...]

Ожидание чуда



- Кто там чиркнул, как спичкой, звездою?
На побледневшем небе
луна…

Над городом снова и снова
хлопок и грохот сверхзвукового…

Под стон электронных часов
сосед просыпается, чтоб заработать детишкам на корнфлекс…

Запах свежего хлеба…

…И кофе.

Где-то кот, как ребенок заплакал…

Вздрогнув от грохота опорожняемых мусорных баков,
мы прижались друг к другу…

Мир…

Тишина…

Кто там чиркнул по небу звездою?!
[color="#800080"][/color]

[Ицхак Скородинск...]

Добрый доктор Бармалей

Добрый доктор Бармалей
лишних убивал людей –
тех, кто был уже недужен,
и к тому ж, - Барух ха Биби! – *
нахрен никому не нужен…
Ну, а доктор Бармалей,
новоявленный злодей –
тем, кто корчился напрасно
предлагал мгновенье счастья –
смерть как сон, река, нирвана…
А!
Волна из океана,
милосердьем наплывая,
нежно, -
головокруженье –
улыбаясь…
засыпая…
уплываешь в Лимпопо…
Власти доктора словили,
власти доктора судили,
и в кутузку затолкав,
облегчились, и забыли –
что он,… где он… Не слыхали -
как из камеры вопит –
Ой, болит! – да – Ай, болит! –
наш несчастный…
А найдя у Бармалея
крови рак и простатит,
а не насморк, не бронхит –
не померяв даже пульса –
в облегчение конвульсий
прописали аспирин…

Так и сдох он между прочими!
…И теперь бессонной ночью,
как прихватит сердце, почки,
зубы и радикулит –
я шепчу – Приди скорее,
палестинский Бармалей, и…
прояви ко мне участье –
с жизнью помоги расстаться –
пристрели из М – 16!!!

…Чтоб потом -
река…

Нирвана….

И волна!
Из океана!!!

*(Барух ха Биби!) – Слава Нетаниягу! (ивр.)

[Ицхак Скородинск...]

Муляж надежды

Манок любви тоскливей год от года,
к тому ж...
Из памяти истёрся
даже
...испытующий твой взгляд.

Мысль знобкая, угрюмым коногоном,
годами щёлкает...
и кажется, что бич ея,
вот-вот...
Дотянется,
и-и-и...
Горло обовьёт...

С болота жизни
на прощенье
сдёрнув,
муляж надежды в то...

Что,
не дай бог,
вернёшься
ты!

[Ицхак Скородинск...]

Клюнула в серце

Кохання твоє…
Се ворона,
горласта, пронирлива птиця,
що на перемішці законній,
кружляє над нами…

Блудниця.

А то, як рвоне у підхмар'я.
Здається що - все, відлетіла.
Й життя, як потерта ганчірка – рече.
З нескінченним приспівом.
Сміюся.
- Її би у клітку?
Та ти, ізігнувшись змією,
а після зметнувшись у відчаї.
- Вона б, тобі каркала ніччю,
вона б, тобі зиркнула в очі,
вона б тебе клюнула.
В серце.
[color="#800080"][/color]

[Ицхак Скородинск...]

Счастливень
 
Что ж ты?
Где ж, ты, мой счастливень?!
…Уж который день
небо лупой голубою,
сковородкой тень,
облачков кудрявых кипень
по небу плывет –
соблазняет,
что вот-вот
и на Негев снизойдёт
вместе с глупым южным ветром,
ну, хоть пару миллиметров,
пусть не дождика –
туманов…
 
Но…
 
Скользнув через Стамбул,
счастье снова отлетает
в дальние края…
В те, откуда родом я…
 
Вечером, напившись чаю,
телевизию включаю…
 
Вот он!
Вот он!!!
Отвечаю –
лупит… шпарит…
Как идет!!!
 
…Пригляделся –
нет, не тот.
Это уж, который год
в зеркалах Тарковского
гроз невпроворот…
 
Словно бы – верблюд в пальто…
 
Гениально – но не то!!!
 
 
 
 
 
 

[Ицхак Скородинск...]

Зажилась…

Комком тополиного пуха к скамейке моей приближалась старуха –
берет, макинтош, ридикюль…
Роговые очки?!
Ну вот, подошла и, ко мне наклонившись, спросила она
церемонно и сухо:
- Не занято?
Cела, согнувшись, пространство вокруг придавив ощущеньем тоски…
Потом, распрямившись, глядела, глядела на небо…
Вдруг, вздрогнула!
После, закашлявшись, чуть не упала,
ко мне повернулась,
вдохнула
и
забормотала –
всё громче и громче она бормотала о чем-то своём,
теряя и вновь находя ту единую связь,
когда говоришь просто так …
Ни о чем?!
Обо всем?!
…И время от времени вскрикивала:
- Зажилась!!!

Затихла….

Опомнилась…

Сжалась в хрустящий комок…

Сухою ладонью прикрыла дырявый чулок…


А после чуть слышно:
- Уйдите…
Прошу Вас…
Уйдите…

[Ицхак Скородинск...]

Дыши мирно

Дыши тихо, не попадёшься лиху, будь смирным и доживёшь ты мирно, до самой своей до смерти...

[Ицхак Скородинск...]

Причуда об абсолютной неразделённости

Любых чувств после семидесяти плюс по Везельвулу ...или восьмидесяти в минус, по святому Георгию

А в тот миг, когда лауреат, режиссёр и (он же всеобщий любимец ТВ) пытался страстишку свою разделить с юной ведьмой, (она же была претенденткой на главную роль в его фильме последнем)
А сволочь рогатая эта пыталась сволочь одуванчика нашего, божьего, в пекло греха, но...
В преддверии этакого и без брюк уже — так припекло, что оплавилось брюхо его...
До окалины в сердце и мелкозернистости стенок сосудов в навек облетевшей срамной голове...
И, к тому же, всё ...всуе вдруг стало, а старец забылся и отдал ей всё, всё что было и тут же, на ней отошёл ...в мир иной.

То тут же, такая же сволочь крылатая,душу пытая грехами земными его сволокла в поднебесье...
Туда...
Где ему отпустили все страсти его, а всё то, что осталось от плоти, навек погрузили в пучины его...
Страхолюдной и неразделённой, по божьим канонам, любви в абсолютном и райском нуле, на Олимпе...
И там он закляк, превратившись в подобие образа из...
Самых, самых его сокровенных мгновений...
Когда плакали женщины в зале, от того, что он врал им в глаза, наслаждаясь их незащищённостью, и...
Верой в сказку о принце (он же главный и верный любовник) на белом, пребелом коне.
Или, лучше всего, в Мерседесе.

[Ицхак Скородинск...]

Жужжание жизни

Житьишко – заваль, загогулиной змеясь –
желтофиоль в истлевшей жардиньерке –
сижу в горшке три на три, опояс-
ывает это все диван, советский шкаф в три дверки
да телевизор… В центре я – небритый идиот,
еще не жмурик, но уже не живчик –
с утра цветковый свой я разеваю рот,
и каплю солнца жду – бессмысленный счастливчик…
А ветер дунет – я взволнуюсь и дрожа –
завороженный невозможностью дожать
сознание свое до заморочки
той тютчевской, где мысль всего лишь ложь-жь-жь…
Жую слова… Их, отжимая в жом – жужжу…
залетною пчелой…

А дальше не дано…

Такое вот, кино…
И точка.

[Ицхак Скородинск...]

Тапочки боженьки моего

Две розовые тучки –
тапочки боженьки,
вольного моего,
сброшенные в небо…
Плывут себе рядышком…

Как же так?
Ведь нет его, нет!
…А тапочки – вот они –
плывут себе потихоньку…

Кто дал мне эту способность –
очеловечивать все, что вокруг.
И даже Тебя?
Ведь нет тебя, нет…

Так почему,
почти каждую ночь,
затворившись от всех
и от вся,
чьи-то светлые мысли…
Я?!
выхлестываю на бумагу…
И они застывают на ней
навсегда.

А две розовые тучки
на закате…
плывут себе …
потихоньку.

[Ицхак Скородинск...]

На Северском

Вода плескалась, растекаясь в небе,
вскипая и струясь…
Свободное пространство
вмещало лодку, лесу, поплавок
под крышей из клубящихся корней
молочно-розоватого тумана…
Все ощущенья притупились,
мне казалось,
что мой мирок стремительно несет
дыханьем ветра прямо в облака…
Вдруг лёска натянулась, я подсёк,
и над водой взлетело, завиваясь,
огромное, как мне казалось,
рыбье брюхо…
И в воду шлёпнувшись, -
ОНО -
сознание моё
вновь пригвоздило
к далеким камышам…,
к прерывистому свисту электрички…
К привычной глубине
еще невидимых пока на небе звёзд…

[Ицхак Скородинск...]

Женская рифма всегда косится на мужскую.
Игорь Муханов

А дівчача, та вічно в сльозах, утирається ніжно косою...
Не косить!
В піднебесся з надією дивиться...
Зиче охання!
Теплого, теплого, ще й і навік розділеного, сяйний ікар наш, з тобою...
Та іще щоб...
До смерті з тобою, душею ...наш.
Щоби
...навік невтоленно, хоча б із віршами.
І тільки, назавше, та ще й без звороту...
З тобою!
З тобою!
З тобою!!!

Сообщение отредактировал Ицхак Скородинский - 24.12.2014, 16:00

[Ицхак Скородинск...]

Ну, кто крадёт ночные облака?

Тут кто?!
Крадёт ночные облака…

Шуршит песок.

В предутреннем тумане, 
пружиною пространство сжалось 
…в горесть.

И в горле гвоздь… 

Без дозволенья свист вести, 
хрипит удод
в собачие подвывы…

Все дни мои, как вывих чьей-то совести?

Но…
Кто крадёт ночные облака?

[Ицхак Скородинск...]

Закусывать, так только, облаками

Уж так в России повелось веками –
рвань царствует в руинах лихолетья,
закусываем водку облаками
и, лапти, скинув, лезем в звездолёт….
Но, на хрена он нам!
Космический полет
давно уже не новость в этом мире –
Вот!
Замочить кого-нибудь в сортире….
Так, это, да!!!
…Такие брат дела….
Россия слушала и дула из горлА –
ей пели песни новые…. О главном….
 - …Социализм
разрушим…,
а затем,
мы наш, мы новый –
по понятьям
мир постро-о-оим!!!
Кто был никем –
останется
ни с чем!!!

И ободрав страну до основанья,
и власти беспредел восстановив….
Еще десяток миллионов
уморим!!!
А дальше всё пойдет, как шло веками,
рвань…
будет властвовать
в руинах лихолетий –
закусывать –
так только облаками….

Ну, а прижмёт –
сорвемся в бунт отчаянный….
И олигархам
лапти лыковы
сплетём!!!
[color="#000080"][/color]

[Ицхак Скородинск...]

...І в крижинки

Коли зима, коли хвища, завірюха, хуга...
Пишіть вірші...
Білі, білі, та так, щоб...
Навіть сліди рим замело, щоб летіли вони, ледь торкаючи, ніжно так, душу Вашу, щоб і тут же, танули ці сніжинки на Ваших щоках, а потім замерзали ...і в крижинки. [color="#4169E1"][/color]