КИНОБАЙКИ Опции

[sirena]

КИНОБАЙКИ ОТ ГЕОРГИЯ НАТАНСОНА

МИХАИЛ РОММ

Я как-то выхожу со студии и на остановку, которая находится около Мосфильма. Через проходную выезжает Ромм - на малю-ю-сенькой машине - "Опеле". А Ромм ведь был очень высокий, ноги длинные, как он туда помещался - непонятно. Увидев меня, он затормозил (лично мы не были знакомы, хотя встречались на различных собраниях). "Вы куда едите?" - спросил он меня. "Домой" - говорю. "Я вас подвезу". Я опешил. Сам Ромм меня подвезет!!! Я сел в эту малюсенькую машину ("Ока" по сравнению с ним - "Мерседес"), Ромм дал газ, повернулся ко мне и говорит восторженно: "Не машина, птица!"
Анатолий Эфрос, Олег Табаков "Шумный день".
Я никогда не думал, что буду экранизировать лучшие произведения наших самых выдающихся драматургов: Виктора Розова, Михаила Рощина, Александра Володина, Эдварда Радзинского. Но мне повезло.
Мы запустили картину "Шумный день" по пьесе Виктора Розова и я стал подбирать актеров. Однажды Розов мне звонит и говорит: "Георгий Григорьевич, у меня к вам большая просьба. Как вы знаете, есть такой театральный режиссер Эфрос, и он мечтает снимать кино. Возьмите его к себе, пожалуйста, чтобы он овладел киноискусством..." Я сказал: "Он же очень известный режиссер уже. Потом скажет, что это он сделал картину". - "Нет, нет". В общем, я согласился и Эфрос стал сорежиссером. Когда мы стали смотреть пробы тех актеров, которых я уже отобрал, Эфрос сказал: "Зачем приглашать Олега Табакова на эту роль? Есть же замечательный актер, который в моем спектакле исполняет роль Олега?" (Надо сказать, что Эфрос уже поставил эту пьесу в театре. И он пытался в фильм перевести всех актеров из своего спектакля). Но я настоял на Олеге Табакове. Я знал, что он хороший актер. Я видел его в спектаклях театра "Современник". Мне он очень понравился, и я решил позвать его в эту картину. Олег был внимательным и сосредоточенным на площадке. С ним было очень легко работать. А вот с Анатолием Эфросом не очень. Должен сказать, что он в чем-то меня даже подавлял. Но и дал очень много. Мы как-то шли с ним по Старому Арбату и встретили Евгения Симонова (сына Рубена Симонова - худрука театра Вахтангова). Он сказал: "Вам повезло. Вы делаете картину с великим, первым режиссером нашей страны".

[sirena]

НАТАЛЬЯ ГУНДАРЕВА. "АЭЛИТА, НЕ ПРИСТАВАЙ К МУЖЧИНАМ"
В перерывах между съемками фильма "Валентин и Валентина" мы с Таней Дорониной гуляли по зеленому садику Мосфильма. И она мне сказала: "Григорий Григорьевич, вы видели спектакль, который идет в театре эстрады "Аэлита, не приставай к мужчинам?" - "Нет, не видел". "Это пьеса Радзинского, сходите посмотрите, я там главную роль играю. Если вы захотите экранизировать эту пьесу, то я с удовольствием сыграю и в вашем фильме. Я посмотрел спектакль, мне понравилось. Эдвард Радзинский с огромным удовольствием написал сценарий, и мы картину запустили. Я начал делать пробы и позвонил Тане. "Георгий Григорьевич, я не могу прийти на пробы в ближайший месяц". - "Почему?" - "У нас во МХАТе сложности" (это был период "разделения" театра). "Я принимаю театр" - сказала Таня, - "и пока я не обоснуюсь - прийти не смогу". Я прошу начальство перенести запуск на месяц. Проходит месяц, звоню Дорониной. "Георгий Григорьевич, я не могу. Это очень сложно - начать формировать театр. Давайте подождем еще месяц" Так прошло еще два месяца. Меня вызывают в дирекцию: "Или вы запускаетесь, или мы сворачиваем проект. Что вы на одной Дорониной зациклились?" И я начал думать, кого можно позвать на эту роль. Вспомнил, что в театре видел хорошую, можно сказать великолепную актрису - Наталью Гундареву. Позвонил ей, и она сразу согласилась. Мы начали работать. С Наташей оказалась труднее работать, чем с Дорониной. Гундарева очень талантливая, она естественна, как кошка. Все очень достоверно играет. Но с большими капризами. Очень вольная в своих суждениях, никого не боялась. Водила сама машину, опаздывала постоянно, хотя пробок тогда не было.
Мне с ней было очень трудно работать. Но актриса она замечательная. Я очень от всей души желаю, чтобы она выздоровела и снова начала работать.

[sirena]

СТАРШАЯ СЕСТРА
Я решил попробовать свои силы как самостоятельный режиссер, когда увидел спектакль "Старшая сестра". Там задействуется только одна декорация, и это недорого для Мосфильма. В итоге, мне постановку разрешили и я начал подбирать актеров.
Татьяна Доронина
Первый раз я увидел Таню в спектакле у Товстоногова. Она очень выделялась из многих. Была потрясающе красива, но главное - была (и остается) индивидуальностью. Второй Татьяны Дорониной не будет. Я после спектакля зашел к ней в гримерную, и сказал, что я режиссер, и очень хотел бы, чтобы она сыграла в моем фильме главную роль. Она сразу согласилась. Почему я остановился на Тане? Александр Володин (автор пьесы и сценария) хотел, чтоб это была скромная женщина, а не такая красивая. Но я сказал, что когда такая красивая женщина не выходит замуж (хотя кавалеры есть), чтобы только воспитать младшую сестру - это подвиг. А у актрисы с простой внешностью не будет такого подвига, да и столько мужиков за ней гоняться не будет. А Володин не признавал Доронину. И хотел, чтобы эту роль сыграла Лариса Малеванная. Когда картина вышла, он сказал только: "Мне не стыдно за эту картину". И больше ничего. Прошло много лет, и на фестивале в Гатчине, куда был приглашен Володин, он выступая, сказал: "Какую замечательную картину поставил Натансон". И это через тридцать лет!
Таня всегда на съемку приходила с книгой. Садилась на диван и начинала читать. Я говорил: "Татьяна Васильевна, давайте репетировать". "Сейчас, Георгий Григорьевич, одну минуточку". Прошло две-три смены, Доронина пришла на площадку с Теняковой. Наташа тоже с книжкой, и тоже садится и начинает читать. Тут меня прорвало. Я начал кричать на… Тенякову, не на Доронину. Но после этого ни Таня, ни Наташа с книжкой больше не приходили. Почему кричал не на Таню? Она очень ранимая. Поэтому я всегда боялся спорить с ней - у нее лицо сразу менялось. Появлялась совсем ненужная по сценарию сердитость.
С Таней очень сложно подчас было работать. Дело в том, что она эту роль играла у Товстоногова. И когда я пытался убрать ее театральность, она говорила: "Георгий Григорьевич! Товстоногову Георгию Александровичу это нравится, а вам нет. Будьте поскромнее!" Я говорил: "Таня, кино - это другое искусство".

[sirena]

Наталья Тенякова
Наташу Тенякову я увидел в театре Ленинского комсомола. Предложил ей сыграть младшую сестру - она сразу отказалась. Когда я удивленно спросил: "Почему?" она ответила: "Видимо я не кинематографическая актриса. Меня много раз приглашали на пробы, но потом не утверждали".
На роль …. моя ассистентка предложила посмотреть Инночку Чурикову - на тот момент она была студенткой. Мы ее пригласили на пробы. А в сценарии у Володина сказано: "белокурая красавица, которая мечтала стать артисткой театра, но за душой у нее не была таланта". Когда пришла Чурикова и прочла сценарий, я спросил: "Ну как, Инна, понравилось?" - "Оч-ч-чень!" - ответила она.
Мы сделали с ней пробу, и я показал ее на худсовете. После просмотра на лицах членов комиссии было некоторое удивление. Меня спросили: "Георгий Григорьевич, а вы сценарий читали?" - "Я его знаю наизусть". - "Но там же сказано: "белокурая красавица". А вы, наверное, провели поиск по всей стране, прежде чем нашли эту актрису" - с сарказмом сказали они. Инна тогда была очень худенькая - один нос и уши. И когда ее впервые увидела Доронина, спросила: "Она на эту роль? Да вы что? Должна быть красивая девушка! У Товстоногова играет красавица!" Но меня Инна сразу покорила - и глазами огромными и какой-то страстью к этому практически эпизоду. Помните момент, когда Таня поет песню об инвалиде? Инна потрясающе сыграла: сидела, молча ела курицу и смотрела, смотрела. Это было просто гениально.
Когда съемки фильма практически заканчивались, Таня обняла Инночку и сказала: "Инна, переезжайте в Ленинград. Вы будете актрисой БДТ. Я Георгию Александровичу вас представлю, и вас обязательно возьмут в наш театр".
С Жаровым мне было необыкновенно интересно работать. Все меня пугали: "Вы с ним не справитесь! У него ужасный характер!" Но у нас все было хорошо и спокойно.

[sirena]

Леня Куравлев тоже сразу согласился. И Дорониной он сразу понравился. Контакт между актерами - очень важная вещь. Ведь артисту нужен партнер, которому веришь, который вдохновляет.
Когда худсовет посмотрел пробы, мне было сказано: "Забудьте об этих артистах. Ищите других". Они говорили, что Доронина - совершенно неизвестная актриса. Говорит почти шепотом, звукооператор с ней не справиться. И что "этой девочке кино противопоказано". Про Наташу Тенякову сказали: "Как вы можете предлагать актрису, у которой каши полный рот?". Чурикова внешне не понравилась, а Жаров - "всех подавит и на экране будет только он".
Про Виталика Соломина сказали, что он обыкновенный, никакой.
Я послушался и сделал пробы на главную роль с замечательными актрисами: Инной Макаровой и Люсей Гурченко. Но потом понял, что Таня все равно лучше. И тогда я пошел к Романову (председателю Госкино Советского Союза). Он меня принял на второй день. Я сказал, что буду снимать картину с теми актерами, которые подошли мне. "Георгий Григорьевич, ну я же не могу отменить решение самого авторитетного художественного совета России, где одни лауреаты сталинских премий". И я чуть не заплакал от обиды. Когда я уходил, Романов окликнул меня: "Георгий Григорьевич, принесите свои пробы, у нас на следующей неделе будет коллегия Госкино, я их там покажу". (А в эту комиссию входили все министры кино союзных республик). И вот я принес пробы, их отнесли механику. Полный зал министров. Я тоже хотел зайти, но Романов меня остановил: "Георгий Григорьевич, не заходите. Вы рассказывали, как с вами поступили на худсовете, а у нас коллегия еще строже. Вы можете такое услышать, что у вас сразу будет инфаркт".
Когда коллегия закончилась, первый из зала вышел Романов. "У вас замечательные пробы". - Сказал он мне. - "Мы вам всех актеров утвердили". За ним вышел Сергей Герасимов. Подошел ко мне (а я с ним даже не был знаком, но очень любил его как мастера), положил руку на плечо: "Замечательные актеры. Снимай их, не слушай никого. И запиши мне их телефоны". Я счастливый побежал на Мосфильм. К директору. "Мне актеров-то утвердили!" - "Я знаю, мне звонил Романов. Ну что ж, желаю вам успеха. Снимайте этих актеров. Но Мосфильм к этому фильму отношения иметь не будет".
Начали работать, сняли полкартины. Таня говорит: "Георгий Григорьевич, а вы материал-то смотрите?" - "Обязательно" - "И как?" - "По-моему все нормально". А мне так все нравилось! "Но я играю главную роль, можно мне посмотреть?" - говорит Таня. "Конечно, Татьяна Васильевна". В маленьком зале монтажного цеха мы смотрим материал. Я сижу довольный, счастливый: как все играют, как все замечательно! Когда включили свет, Таня посмотрела на меня, и сказал: "Георгий Григорьевич, это ужасно. Это все вне искусства. Вы всех заземлили своими неореалистическими воззрениями. И за вами все пошли на поводу".
Утром следующего дня я посмотрел снова весь материал и убедился: действительно, все ужасно. У меня была одна мечта: только бы Таня не рассказала остальным артистам. Прошло еще несколько дней, Таня мне говорит: "У меня есть знакомая, очень умная женщина. Я прошу вас показать ей материал". Мне уже было все равно. Я понял, как только я закончу эту картину, с Мосфильмом можно будет попрощаться. В общем, через несколько дней пришла маленькая, худенькая женщина, и с ней молодой рыженький крепыш. Они интеллигентно со мной познакомились, и мы начали смотреть картину. Думаю: сейчас начнут меня громить. И вдруг эта женщина говорит Тане: "Таня, это все гениально! Продолжайте так же работать" Мне показалось, что она сказала: "Это полное г…о". Тогда я сказал: "Я очень жалею, что я показал вам половину работы, потому что никому полработы никогда показывать нельзя". Женщина: "Нет, нет, я говорю серьезно. Заканчивайте в этом же духе!" Рыженький крепыш сказал, что ему материал тоже очень понравился. Это был Эдвард Радзинский и его мама.
Когда мы закончили картину, я, конечно же, первому показал Романову. Он сказал: "Замечательная картина! Как мы были с вами правы, что утвердили всех этих актеров".

[sirena]

ВЕРА МАРЕЦКАЯ
Алма-Ата. Фридрих Эрмлер начинает снимать картину "Она защищает Родину". Идут пробы на главную роль. Я пришел посмотреть. Выступает красивая актриса - читает монолог. Эрмлер ей говорит: "Танечка, вот здесь должны появиться слезы". Одна репетиция, вторая репетиция - слез нет. Он говорит: "Ничего. Гример, подойдите с нашатырем". В общем, дали ей понюхать нашатыря и слезы из ее глаз, естественно, полились. А за кулисами стояла Марецкая и наблюдала за этой сценой. Когда настала ее очередь проб, Марецкая вошла в кадр. Эрмлер ей сказал про слезы. "Это очень сложно" - ответила Марецкая. "Ничего, ничего, тебе сейчас поможет гример". Подходит гример и направляет бутылочку ей к носу. Марецкая: "А мне не сюда". Все замерли. "А мне в подмышку". Все засмеялись, поняли, что это шутка. Она, конечно, сыграла без всякого нашатыря.

ВАСИЛИЙ ШУКШИН
Я начинаю пробы к оперетте "Белая акация" с потрясающей музыкой Дунаевского. Актрису с хорошим голосом на главную роль нашел, а вот на мужскую роль не могу никого найти. Перебрал всех одесских актеров - не нравятся. (Фильм был производства Молдавской киностудии для телевидения). Иду по территории Одесской киностудии, а навстречу мне молодой человек в белой солдатской рубашке, в галифе, в сапогах. Остановился около меня и говорит: "Я знаю, что вы ищете героя в вашу картину "Белая акация". - "Да". - "Вот, герой перед вами". Я посмотрел: красивое, русское, простое лицо. "Вы понимаете, мне нужен очень красивый герой. Это же оперетта, должно быть все на котурнах". "А я что, не красивый?" - "Да нет, вы очень приятный, но…" - говорю я. "Ну ладно, если не найдете никого, я здесь снимаюсь в картине". - "Хорошо". Через некоторое время я в одесском театре нашел таки красивого подходящего актера. И вот, через много-много лет мы едем на фестиваль в Соренто. Там были Сергей Бондарчук с женой, Андрей Тарковский, еще несколько известных людей и Василий Шукшин и Лидией Федосеевой. Мы как-то с ним разговорились (а он уже был для меня Шукшин! - великолепный режиссер, артист, писатель), и я спросил: "Василь Макарыч, почему вы так хотели сыграть в моей оперетте?" - "Просто мне было интересно познакомится с новым для меня жанром. Я же хорошо понимал, что мог петь под фонограмму. Но вы меня не взяли, а взяли более красивого актера. Но я бы сыграл лучше". Я говорю: "Сейчас я с вами совершенно согласен".

[sirena]

КИНОБАЙКИ ОТ ГЕОРГИЯ НАТАНСОНА

Татьяна Окуневская
Я познакомился с Татьяной Окуневской в 2000 году. Это была первая и единственная наша встреча.
Меня с супругой пригласили встретить Новый год на бывшую дачу Сталина (теперь это санаторий для богатых людей) - "Зеленую рощу". В номере напротив нашего жила Татьяна, но увиделся я с ней только во время самого празднования Нового года. За столом мы сидели опять же напротив друг друга. Когда стали "провожать" старый год, Татьяна вдруг спросила: "Сколько времени?" - "Без пяти двенадцать", - ответили ей. "Ой, я опаздываю! Налейте водки!" Взяла рюмку и быстро ушла. Все за столом опешили. Никто ничего не понял… Минут через десять она возвращается и говорит: "Я неудачно встретила Новый год. Все ноги исколола". Мы удивленно спросили: "А где вы были?" - "Я была на улице. Я всегда Новый год встречаю на улице. А здесь попала в аллею роз и исколола ноги". Я понял, что Татьяна - очень неординарная личность с интересным мышлением.

Иван Козловский
Дом кино (нынешний театр "Ромэн"). На одном из мероприятий зал был переполнен. Единственное свободное кресло - около меня. Пришел Козловский, сел на это место. И вдруг начал как-то странно ерзать. Потом спросил меня тихо (ни имени, ни отчества моего, естественно, не знал): "Нет ли у вас бумажки?" Я, так же тихо: "Много?" - "Да нет, небольшой кусочек". У меня был блокнот, я вырвал оттуда лист: "Наверное, такого не хватит?" - "Хватит, спасибо". Взял листок, оторвал кусочек, плюнул на него, повернулся и приклеил к номеру своего кресла - там была цифра 13.

[sirena]

Иван Александрович Пырьев
Когда началась война, я учился во ВГИКе и нас эвакуировали в Алма-Ату. Туда же были эвакуированы "Мосфильм" и "Ленфильм".
Казахское правительство выделило дом напротив киностудии для всех наших выдающихся лауреатов. Его сразу прозвали "Лауреатник". Там жили Эйзенштейн, Пырьев с Ладыниной, Зархи, Жаров, Хейфиц, Райзман и другие.
Мою семью (маму и сестру; папа погиб на фронте) тоже вместе со мной эвакуировали. Жить было очень трудно и голодно. Поэтому я пошел на киностудию и попросил дать мне какую-нибудь работу. Меня направили к Дзигану на фильм "Секретарь райкома". Но через некоторое время Дзигана с картины сняли (худсовету не понравился отснятый материал) и передали фильм Ивану Александровичу Пырьеву. Когда об этом узнала съемочная группа, три четверти ушли сразу… Пырьева боялись все, потому что он был известным матерщинником, грубияном, а по слухам - и антисемитом. А так как среди кинематографистов было немало евреев, то они в первую очередь и сбежали… А я вместе с ассистентом Сурковой остался. На следующий день приходит Пырьев, спрашивает меня: "Вы кто такой?" - "Иван Александрович, я студент ВГИКа. Работал на этой картине". - "Что вы умеете делать?" - "Я очень люблю работать с актерами…" - "У нас картина военная, много пиротехники. Вы будете моим ассистентом по пиротехнике", - поправляя кепку, сказал он. (Он тогда носил кепку, знаменитая шляпа появилась потом.)
Начались съемки. Я стал не ассистентом Пырьева по пиротехнике, а обыкновенным помощником пиротехника. Мне дали пятиметровую палку, на конце которой был прибит гвоздь. На этот гвоздь надевалась настоящая военная дымовая шашка, и я должен был бегать с этой конструкцией по полю. "Ты будешь слушать мою команду и выполнять ее", - сказал он мне. Вроде бы ничего сложного. Но дело в том, что бегать надо было далеко от съемочной площадки, а у Пырьева был только железный рупор. Когда я зажигал шашку она, мерзавка, так шумела, шипела и пыхтела, что я команд вообще не слышал. Когда Пырьев кричал: "направо!", я бежал налево. В конце концов Пырьев разозлился и стал орать: "Беги туда, где твоя ж…а!" Я очень долго вертелся на месте и опять бежал невпопад. Но Пырьев, к моему удивлению, с самого начала стал ко мне очень хорошо относиться. Думаю потому, что я был очень старательный.
Как-то раз он говорит: "Жора! Сегодня из Москвы привезут картину "Свинарка и пастух". Я ее сам в окончательном варианте впервые увижу. Приходи".
На просмотр пришли Марина Ладынина, звукооператор, монтажер, Пырьев и я - больше никого не позвали. Я, затаив дыхание, смотрел фильм. Мне нравилось все: и музыка, и игра актеров… Когда картина закончилась, Пырьев обернулся ко мне и спросил: "Ну как, Жорочка?" Я говорю: "Иван Александрович, я в восторге!" - "Нравится?" - переспрашивает он. "Очень!" - "А Эйзенштейну не нравится!" (Эйзенштейн в то время был художественным руководителем "Мосфильма".) Потом Пырьев мне сказал: "Эйзенштейн не русский режиссер. - Пауза. - А вот Левитан - русский художник".

[sirena]

Сергей Эйзенштейн
Мне приходилось совмещать работу с учебой. Днем после ночных съемок я бежал на лекции. Особенно любил лекции Эйзенштейна. Но не только я, на них сбегался весь ВГИК. Эйзенштейн - истинный гений, конечно. И человек очень хороший. Веселый, добрый, всегда с улыбкой. В общем, как-то он читал нам лекцию о вертикальном монтаже. Я уверен, что три четверти аудитории, в том числе и я, ни фига не могли разобраться в его ученых "доказываниях". Я слушал, слушал, а потом заснул. Меня расталкивают, но я не могу проснуться. Эйзенштейн увидел и говорит: "Не будите Натансона. Он ночью работал у Пырьева. Я ему отдельно потом расскажу то, чего он не слышал".
Часто у него студенты просили денег взаймы. Он никому не отказывал, но всегда с улыбкой приговаривал: "Все равно ведь не отдашь".

Григорий Александров и Любовь Орлова
Худруком моей первой кукольной картины "Небесное создание" был назначен Григорий Васильевич Александров.
Перед началом работы Александров говорит мне: "На студии поговорить не удастся, поэтому приглашаю тебя домой". Взволнованный, иду на улицу Немировича-Данченко. Осень, дождь, а я без зонтика. Прихожу - открывает Григорий Васильевич. Почти сразу же я увидел Любовь Петровну Орлову и поразился: по фильмам я представлял ее высокой женщиной, а она оказалась маленькой, примерно моего роста. Любовь Петровна улыбнулась, поздоровалась. Григорий Васильевич нас познакомил, и мы прошли в его кабинет разговаривать. Через какое-то время Любовь Петровна заглянула в кабинет и сказала: "Вы очень долго здесь сидите. Пойдемте поужинаем".
После ужина (во время которого я от волнения почти ничего не съел) засобирался домой. Пока прощался с Любовью Петровной, Григорий Васильевич взял мое пальто и как швейцар подал его. Я сразу весь вспотел. Сам Александров, мне, мальчишке (!), подает пальто! Дрожащими руками пытаюсь забрать пальто из его рук, а он не отдает. Потом говорит: "Георгий Григорьевич, каждый интеллигентный человек должен так провожать своего гостя". Я запомнил это навсегда.
Я продолжал дружить с ними и как-то раз приехал на их дачу в Переделкине. Только вошел, Орлова говорит мужу: "Григорий Васильевич (а они всегда называли друг друга на "вы" и по имени-отчеству), я забираю у вас Георгия Григорьевича. Хочу показать ему свои будуары". И повела меня на второй этаж, в свои комнаты. Там было очень красиво. Все: занавески, обивка кресел, покрывало и многое другое было сделано из одинакового розового ситца в цветочек. "Это я все сама сшила", - похвасталась она.

[sirena]

Путаница
Берлин. Кинофестиваль, в котором участвует и советская делегация. По каким-то причинам я опаздываю на два дня. Самолет прилетает поздно вечером. Меня встречают немцы, сажают в машину, радостно улыбаются, что-то говорят… Я, естественно, ничего не понимаю, только "данке-данке", "битте-битте". Привозят в гостиницу. Сразу мне дают ключ. Провожают в номер. Вхожу - и вижу апартаменты из трех комнат! Цветы, корзины с фруктами! Я так обрадовался: "Ой, данке, данке!"
Где-то в семь часов утра стук в дверь. Открываю, стоит женщина из нашей делегации: "Георгий Григорьевич, произошла ошибка. Вас приняли за Луи де Фюнеса. Вам надо срочно собрать вещи и перейти в другой номер". И меня перевели в простой однокомнатный номер, который и полагался членам советской делегации.

Николай Черкасов
Я принес Пырьеву сценарий "Все остается людям", который мы сделали со сценаристом Самуилом Алешиным. Пырьев сказал: "Я его ночью почитаю, а утром скажу свое мнение". Прихожу утром - Пырьев хмурый-хмурый. Я сразу понял, что сценарий не понравился. "Я по этому сценарию буду говорить с тобой на худсовете", - сказал он. Пришло время худсовета. За столом сидели лауреаты сталинской премии, операторы, художники, актеры и т. д. Первый выступил Дзиган: "Я прочел этот сценарий. Считаю, что это не сценарий, а плохая пьеса". Затем стремительно поднялся Пырьев: "Георгий Григорьевич! Жора! Жорочка! Ты учился во ВГИКе на режиссерском факультете. Тебе красный диплом вручил сам великий Эйзенштейн. Ты работал со мной на двух картинах и был хорошим ассистентом. Жора, ты ничего не понял в кино, если приносишь такую болтовню!"
Примерно через месяц мне неожиданно позвонил директор "Ленфильма" Киселев Илья Николаевич: "Я вас приглашаю на постановку картины "Все остается людям". Выезжайте сегодня же". Я опешил: "Дайте хотя бы три дня". - "Даю два дня. Нам надо запускать картину". Приезжаю. Начинаем подбирать актеров. Конечно, первым делом я иду к любимейшему моему актеру - Николаю Черкасову. Когда я пришел к нему домой и предложил роль, он очень обрадовался, потому что шесть лет не работал!
На роль Румянцевой пригласили Быстрицкую. Она приехала очень важная. (Что и говорить - звезда. "Тихий Дон" только что прошел!) Мы ее поселили в гостинице "Европейская". Через некоторое время она меня вызывает и говорит: "Понюхайте этот номер". Я спрашиваю: "А что? Хороший номер". "Здесь пахнет краской! - возмущается она. - Я не могу жить в таком номере!" Дали ей другой номер.
В общем, вроде всех артистов подобрали. Следующий этап - утверждение актеров ленфильмовским худсоветом. Первым выступает Чирстков, сценарист: "Мне понравились почти все пробы. Выдающийся Андрей Попов в роли священника. Замечательные Быстрицкая, Пилявская. Но давайте скажем честно: по этим пробам Черкасов - творческий труп". Я был в шоке! Черкасов! Великий актер! Назвать его творческим трупом! В общем, его не утверждают. Предлагают взять Попова на роль Дронова, а на роль священника искать другого актера.
Что делать? Без Черкасова я этой картины не представляю. Побежал к Георгию Товстоногову за помощью. Он позвонил в обком Партии, и нам разрешили сделать пробы еще раз, но уже в декорациях фильма. Сами понимаете, что это был экзамен и для меня, и для Черкасова. И, к нашему общему счастью, его утвердили.
Когда, мы сняли картину, худсовет ее принял без всяких поправок. Мы были очень рады. Но когда все стали расходиться, Киселев попросил меня остаться. Он сел за стол и спросил меня: "Георгий Григорьевич, кто вас пригласил на "Ленфильм"?" - "Вы, Илья Николаевич". - "Вы должны меня отблагодарить?" - "Конечно, Илья Николаевич". Я подумал, что надо поделиться с ним постановочными, которые я, если все будет нормально, получу. "Идите в монтажную и вырезайте спор Дронова со священником, - говорит Киселев. - В этом споре побеждает священник. Этого нельзя допустить". Я отвечаю, что не буду вырезать, так как это один из важнейших эпизодов картины. "Позвоните Алешину, - говорит Киселев. - Я же пошел ему навстречу. У меня на "Ленфильме" половина мастеров в простое, но Алешин уговорил меня позвать именно вас!" Звоню Алешину. Он выслушал и говорит: "Передайте Киселеву, что я его очень уважаю. Но не разрешаю исключить из этого эпизода даже запятую". Я передал сказанное Киселеву, он сразу поник: "После вашего фильма меня уволят!" Надо сказать, что он только что вернулся из ссылки и всего боялся.
Через два-три дня мы едем в Смольный. Тогда был такой порядок: каждую картину "Ленфильма" просматривал секретарь обкома Толстиков - авторитетный, очень жесткий человек. Он или принимал картину, или клал на полку. В Москву она не шла.
Мы вошли в маленький зал - рядов двенадцать. Я сел в первый ряд, а Киселев, грустный, взволнованный, сел где-то в середине. Вошел Толстиков. С ним еще два секретаря обкома. Начался просмотр. Когда картина закончилась, наступила пауза. И вдруг Толстиков: "Илья Николаевич! Я вас поздравляю! Узнаю "Ленфильм" времен "Чапаева" и "Депутата Балтики". А что же вы не позвали на просмотр москвича-режиссера?" - "Он здесь", - говорит Киселев. "Где?" - удивленно переспросил Толстиков. Мало того что там спинки кресел высокие, я еще весь сжался от волнения, и меня вообще не было видно. Когда я вышел, Толстиков пошел мне навстречу: "Замечательная картина! Какой Черкасов! Великий артист! Переезжайте работать к нам в Ленинград!" Я, естественно, не согласился.

[sirena]

Валентина Серова
Мы встретились случайно. Ехали в одном купе на кинофестиваль, который проходил в Воронеже.
Вообще-то наша встреча должна была состояться намного раньше. Когда я работал на алма-атинской киностудии, заместитель директора Черняк как-то раз попросил меня сопроводить Валентину из Алма-Аты в Ташкент. Она в тот момент была замужем за Симоновым, и он не хотел отпускать ее одну, поэтому попросил чтобы кто-нибудь из надежных людей сопровождал ее. Но когда моя жена об этом узнала (а мы только что поженились), то устроила мне скандал: "Что? С Серовой?! Ни в коем случае!" Это ведь было время, когда Серова была еще той Серовой. Красавицей, разбившей много мужских сердец.
На тот момент, когда мы все-таки встретились, я уже был известным режиссером. Мы, как попутчики, разговорились, и неожиданно она стала мне "исповедываться".
Валентина тогда находилась, что называется, в печали. Прошли те знаменитые романы, которые обсуждала вся страна. "Я любила Рокоссовского, и он меня безумно любил, - говорила она. - Я любила Симонова… А он меня предал". Валя в ту пору работала в Театре киноактера, играла мало и страшно пила. Ничего радостного в нашем разговоре не было. Она жаловалась на то, что любовь ушла, мужчин нет. Говорила: "Как вы преданно снимали одну актрису - Доронину. Я вам желаю, чтобы вы продолжили с ней работать. Она мне нравится, она очень способная. Не бросайте ее, как меня бросили мужчины и как меня бросили режиссеры".
Осадок горечи от этой встречи у меня остался на всю жизнь.

[sirena]

"Повторная свадьба". Андрей Миронов
Суть картины в том, что приезжает некий ловелас из Одессы в Москву (Андрей Миронов), соблазняет девушку (Наталья Егорова). Через некоторое время уезжает, пообещав вернуться и жениться. Но не возвращается, и тогда она сама едет к нему.
Андрей сразу согласился играть эту роль, так как после "Бриллиантовой руки" его завалили предложениями сниматься в комедиях, а он хотел чего-то другого. Наташа на тот момент была выпускницей театрального училища.
Первые съемки в Одессе. Сцена, когда герой Миронова справляет повторную свадьбу со своей супругой (они были ранее женаты, потом развелись, а теперь опять женятся). Героиня Наташи приезжает в Одессу и едет к ресторану в порту, где они отмечают эту свадьбу. Заходит, просит вызвать его. Он спускается по лестнице и, увидев ее, столбенеет: "Зачем ты здесь?" Она отвечает: "Я не могу без тебя жить, я люблю тебя…"
Я начинаю репетировать, но только с Наташей, так как Андрея еще нет - должен вот-вот прилететь (он был очень занят в спектаклях, поэтому прилетал на съемки в определенные дни). Приезжает Андрей, я их знакомлю. Говорю: "Тебе надо с Наташей порепетировать?" - "Не надо", - говорит Андрей. "Мне тоже!" - говорит Наташа. "Хорошо, давайте снимать". Как только я скомандовал: "Внимание!", появилась огромная толпа. Это были туристы из пришвартовавшегося парохода. Они приехали посмотреть красавицу Одессу, но когда узнали, что здесь Миронов (!) снимается… все ринулись смотреть на него. А у меня один милиционер. Я понял, что нам с такой толпой не справиться - они нас затопчут. Кричу в микрофон: "Уважаемые товарищи! Здесь идет очень важная съемка. Драматичная сцена. Прошу вас, как только я скажу: "Мотор", соблюдать полную тишину". Все закивали: "Да, да, да". Я говорю: "Внимание! Приготовились! Мотор!" Выходит Андрюша, говорит свой текст, Наташа произносит свой - и вдруг начинает смеяться. "Стоп! Ты что?" - "Ой, Георгий Григорьевич, извините. Я увидела Миронова, вспомнила "Бриллиантовую руку", и мне стало смешно". Я говорю: "Наташа, ну ты же актриса. Как можно? Давайте еще раз". Повторяем. Опять Наташа гогочет. Оператор говорит: "Георгий Григорьевич, вы с этой дурой не справитесь. Подойдите к ней, ударьте по морде раза два-три, и она сыграет хорошо". Я, конечно, такими методами воздействовать не собирался. Говорю: "Наташа, мы только начали работать. Я тебя сниму с роли, если ты еще раз не сыграешь эпизод". - "Георгий Григорьевич, давайте так, - предлагает Егорова. - Я отвернусь, и, пока рукой не махну, команду не давайте". Минут двенадцать она стояла спиной ко всем. Потом махнула, я скомандовал: "Мотор!" Она обернулась - с ее глаз текли слезы. Андрей подошел к ней, и они чудно сыграли эпизод.

Постельная сцена. Предлагаю актерам порепетировать. Подходит Андрей и говорит: "Георгий Григорьевич, я немного в панике. Ну не умеем мы снимать постельные сцены!" - "Умеем. Я уже снимал в "Еще раз про любовь". В общем, убедил его. Но меня Андрюша поразил своей скромностью. С виду бравый парень, покоритель женских сердец… вдруг проявил себя таким чистым человеком. Стеснялся ложиться с актрисой в постель.

Как-то Андрей прилетел рано утром. И мы пошли с ним на знаменитый одесский Привоз, где можно было купить все. Сразу направились в молочный ряд за сметаной и творогом. Увидев очень аккуратненькую старушку, подошли. Стали пробовать творог - вкусный! Берем. "Бабушка, нам полкило", - просит Андрей. Бабуся стоит - не реагирует. Андрей говорит: "Глухая". И кричит: "Полкило творогу, бабушка!" Никакой реакции. Что делать? Творог очень вкусный. Не хочется идти другой искать. И вдруг бабушка: "Ты случайно не бриллиантовая рука?" - "Не случайно", - смеется Андрюша. "Какой же ты хороший! Какую ты мне честь делаешь, что у меня берешь творог! Я всем в деревне расскажу, что у меня покупала бриллиантовая рука!" - запричитала она. Деньги взять отказалась. И, конечно, творогу положила больше, чем полкило.

[sirena]

"Иваново детсво". Андрей Тарковский
На "Мосфильме" молодой режиссер Эдуард Абалов начал снимать картину под названием "Иван". Но худсовет, посмотрев отснятый материал, все забраковал. Режиссера сняли с картины и стали искать другого - того, кто смог бы все переделать и продолжить картину. Вызывали многих, в том числе и меня. Я посмотрел материал и отказался. Но через какое-то время меня снова вызывает директор "Мосфильма" и говорит: "Вы много лет работали вторым режиссером - и с Пырьевым, и с другими великими авторами. Но мы вас просим: пойдите вторым режиссером к дипломнику Тарковскому. Только он согласился продолжить работу над фильмом".
Я еще раз отказался. Тогда он говорит: "Ваше заявление на квартиру лежит уже семь лет. Я вам даю слово, что, если вы поможете этому режиссеру сделать хотя бы посредственную картину, квартиру получите сразу же". Разве я мог отказаться от такого "предложения"?
Когда я познакомился и с Андреем, и с Вадимом Юсовым, они сразу же показались мне очень интересными людьми. Первое, что я запомнил (и отметил), - необычная съемка. Например, сцена с колодцем. Они построили его прямо в павильоне: внизу колодца была камера, над камерой стекло, на стекле вода. Это было очень оригинально. Вообще Юсов много операторских ходов придумал. У него камера и летала, и на проволоке висела…
Когда мы закончили картину, Андрей, монтируя, спохватился: "Георгий Георгиевич, мы забыли снять немецкую батарею". Я посмотрел раскадровку - действительно забыли. Говорю: "Ничего, я поеду в Красногорск, в архив. Там найду". А эти архивы тогда принадлежали НКВД. Приезжаю туда. Начальник архива говорит: "Мы дадим то, что вы просите. Но вы пойдите, посмотрите, что у нас есть: Гитлер валяется на улице, повесившиеся генералы, Геббельс среди своих мертвых детей!" - "Можно посмотреть?" - попросил я. - "Конечно!"
Больше всего меня потрясли кадры с Геббельсом. Полусгоревший труп и рядом пять девочек в белых платьях - его дочки, которых он лично отравил. Я взял кадры только с немецкой батареей, еду на "Мосфильм". Прихожу к Андрею и рассказываю ему про то, что видел. Говорю, что их надо обязательно вставить в картину. "Старик, это совершенно другая тема, - говорит Андрей. - Нам не годится". Я его уговаривал, уговаривал - не уговорил. Поехал в Красногорск сам и снял копию. Прихожу к Андрею: "Идем в зал, посмотрим". Он был потрясен увиденным, но вставлять кадры все равно не хотел. "Возьми, - упрашивал я его. - Это же как возмездие за искалеченную жизнь Ивана, за гибель его семьи". И тут на мое счастье приехал Андрон Кончаловский. Опять идем в просмотровый зал. Кончаловский говорит: "Конечно, это не надо брать. У тебя же другая тема". Его фраза все решила. Андрей сразу же вставил кадры в фильм.
Первый просмотр был для генералитета и офицеров в Доме Советской Армии. Мы поехали туда вдвоем с Андреем. После просмотра состоялось обсуждение. Картину просто разгромили. Когда мы вышли, Андрей, кусая ногти, спросил: "Неужели мы сделали такую плохую картину?" - "Картина очень хорошая. Не расстраивайся, лучше поехали ко мне. Моя супруга сделала тефтели, пообедаем". Мы поехали ко мне. Мария накрыла стол, и мы молча сидели и ели, внутренне все переживая.
А потом начались фестивали, на которых фильм Андрея признали шедевром. И, кстати, многие критики писали о том, что архивные кадры, вставленные в фильм, - очень хорошая находка.

nashe-kino.ru