Однажды в бане, в голом виде,
Вдруг жопа встретилась с лицом.
Лицо промолвило с обидой:
"А ты всё, жопа, молодцом!
Стройна, румяна и красива,
Ну просто смотришься на диво,
А в чем же дело, боже мой,
Ведь мы ровесники в тобой.
И отвечала жопа честно:
"Хоть мне порой бывает тесно,
Но все- ж живу я как хочу,
Я не волнуюсь, не ворчу,
Морщинами не собираюсь,
Ну, в общем, вовсе не стараюсь
Быть самой важной среди жоп.
А ты, кивая на склероз,
Суёшь куда попало нос,
Улыбку корчишь, глазки строишь,
Мужчин ленивых беспокоишь,
Короче, ты ведёшь игру,
А я смотрю на все и сру.
" Мораль ясна любой собаке,
Она уже в ушах звенит! "
Коль будет всё тебе до сраки
Прекрасным будет внешний вид!"

Русская история двадцатого века по Блоку

Улица. Фонарь. Аптека.

Вата. Йод. Пенициллин.

Русь. Маца. Начало века.

Дело Бейлиса. Тфиллин.

Грязь. Безграмотность и серость.

Мази. Грелки.. Порошки.

Царский гнёт. Черта. Оседлость.

Большевистские кружки.

Отречение. Аврора.

НЭП. Угар. Раздача польт.

Волны красного террора.

Луначарский. Мейерхольд.

Фары. Свастика.. Аптека.

<Фойер!>. Шмон по погребам.

Бабка. Яйка. Курка. Млеко.

Конференция. Потсдам.

Жертвы культа. Куба - наша.

Гул Гулага. Мао - враг!

Космос. Кузькина мамаша.

Кукуруза. Пастернак.

Эрмитаж. Библиотека.

Коммунизма громкий клич.

Всё для блага человека.

Лично Леонид Ильич.

Перестройка. Ломка сиречь..

Пуща. Ваучер.. Форос.

Бледный Михаил Сергеич

В белом венчике из роз.

Мерседесы. Джипы. Пробки.

Стены древнего Кремля.

Из-под ксерокса коробки.

Конституция. Семья.

Лязг челябинских колоний.

Горизонты. Вертикаль.

Храм Спасителя. Полоний.

Накось-юкось! Газ-централь..

Патриоты. Ипотека.

Бандюки. Базар-вокзал.

Снова улица. Аптека.

Сердце. Печень. Веронал.

Мозг обидами изранен.

К инородцам - нелюбовь.

Чемодан - вокзал - Израиль

И, увы, аптека вновь.

Всё равно на работу приду!


Я согласен - и впредь не платите,

Пусть шатает меня на ходу,

Не давайте жилья, не кормите,

Всё равно на работу приду.



День получки - нет траурней даты,

Просто нет её в этом году,

Не давайте паёк и зарплату,

Всё равно на работу приду.



Отдыхать ни за что не поеду,

Это море имел я [в виду].

Чай пустой и сухарик к обеду,

Всё равно на работу приду.



И лечиться мне вовсе не надо,

Могут вылечить вдруг на беду,

Не нужны никакие награды,

Всё равно на работу приду.



Ничего, что одежда в заплатах,

Я не вру Вам, имейте в виду,

Даже если проезд будет платным,

Всё равно на работу приду.



Я приду, даже если затменье,

Даже если начальник Иуда,

Даже если в мозгу помутненье,

Я ПРИДУ! НО РАБОТАТЬ НЕ БУДУ!!!

Мужчинам посвящается!

Снял он обувь - стал пониже,

Снял пальто и стал худее,

Без костюма - вид пожиже,

Без очков - на вид глупее...

Без портфеля -руки-крюки,

Без мобильника - как нищий,

Шляпу снял - и плешь наружу,

Сбрил усы - такой носище!

Посмотрела, улыбнулась, Как важна вещей опека!

Снять трусы ему осталось - Вот и нету человека!

Стихи о российском паспорте
Дмитрий БЫКОВ
Депутат Верховной рады Украины Мустафа Джемилев предлагает закрыть российские консульства на территории Крыма, чтобы они не выдавали крымчанам российских паспортов и не создавали тем самым предлога для аннексии республики по южно-осетинскому сценарию. Наш поэтический обозреватель радуется за наши грозные паспорта

Россия, отпразднуй главный успех.
Соседи закроют пасть пусть.
Я вижу, снова пугает всех
гербастый российский паспорт.
Величья истинного черта!
Держава—не фунтик с кремом.
Где мы раздаем свои паспорта—
там сразу крутой экстремум.
Стремясь расширить свой окоем
горами, морем, лесами,—
сперва мы, значит, их раздаем,
а после приходим сами.
Орудья наши сотнями жал
нацелены с видом пасмурным:
а кто, скажите, тут обижал
ребенка с российским паспортом?!
Врага сминает праведный гнев,
и участь его—параша.
Земля, где живет гражданин РФ,
уже в потенции наша.
Просты и решительны, как «Спартак»,
чисты, как звезда Востока,
мы мир утопить в своих паспортах
готовы: у нас их сто-о-ока!
По всей планете прошлась пята,
по многим морям поплавала.
Я волком бы выгрыз все паспорта,
где нету орла двуглавого.
Во дни, которые бардов рать
успела внести в скрижали,—
наш паспорт в руки боялись брать:
действительно уважали!
«Берет, как бомбу, берет, как ежа»,—
Маяк говорил, не хвастая,
пока пограничник держал, дрожа,
серпастое-молоткастое.
Прошли года крутых мешанин,
мы встали с колен, натужася—
и вот достаем из широких штанин,
и Рада кричит от ужаса!
Трясись, Джемилев, у себя в Крыму:
ты видел уже нередко,
что если паспорт дают кому,
то это черная метка.
Мы в поле действуем правовом,
блюдя дружелюбный имидж.
Мы всех вокруг за своих порвем,
лишь сделаем всех своими ж.
Сгодится хоть эллин, хоть иудей…
Запомнить всем не мешало бы,
что мы защищаем своих людей
при первом признаке жалобы.
Тогда, при своем миролюбье всем,
при звуке угроз, при виде ли,
мы тут же по косточкам разнесем
страну, где наших обидели.
Поэтому мир, что при шаге каждом
все ближе к пропасти движется,
к себе неохотно пускает граждан
с орластою красной книжицей.
Когда я мчу в чужие края
посредством летного транспорта—
в глазах таможни читаю я
смущенье при виде паспорта.
Их руки потеют. Их мозг раздут
каким-то тревожным бредом—
как будто танки сейчас войдут
за этим паспортом следом.
Да вы не бойтесь! Я так, плебей,
мне по фигу ваша горница.
Меня хоть дрыном сейчас побей—
в России никто не дернется.
Таких, как я, у нас до черта.
Ресурсы у нас несчитаны.
Вот если б вашим дать паспорта,
то сразу была защита бы.
А если б, заметить не премину,
мы вышли из рамок узких
и стали бомбить любую страну,
где власть обижает русских,—
тогда, об участи их скорбя
и взяв в свидетели Бога,
боюсь, пришлось бы начать с себя.
Нас здесь обижают много.
Любезный друг, укажи обитель,
окинувши глобус наскоро,
где так бы мучился предъявитель
клювастого-головастого.
Боюсь, за местную нашу боль
Россия нам—не ответчица.
Друзья! Отправиться в Ялту, что ль?
Спасай же меня, Отечество!

Разочарованный
Дмитрий БЫКОВ

Друзья! В разгар распада и растраты,
на собственную совесть и на страх,
ваш верный летописец прибыл в Штаты,
чтоб лично засвидетельствовать крах.
Внушили нам кремлевские авгуры,
что станут крепче долларов рубли,
что младшего уж Буша авантюры
страну на край уж бездны привели,
что бедствуют Канзас и Алабама,
что тысячи банкиров не у дел,
что почернел от ужаса Обама
и что Маккейн от горя поседел?
и я, поняв, как это все непросто,
искал глазами?раз такой сезон?
топ-менеджеров, с Бруклинского моста
вниз головой сигающих в Гудзон.
Мне рисовалась бедственная зона
эпохи наших кризисных годин?
однако на поверхности Гудзона
утопленник не плавал ни один.
Бомжей не видно, сколько ни катайся.
Спокойны все, кого ни опроси.
На тротуарах - желтые китайцы,
вдоль тротуаров - желтые такси...
Полно, как встарь, упругих и дебелых.
Шумя, Бродвей бежит наискосок.
И даже в продовольственных отделах
никто не убивает за кусок!
Не ожидал я этакой подлянки.
Я думал, что пипец неотвратим.
Я говорю: хотите хлеба, янки?
Нет, говорят, спасибо, не хотим.
По телику о голоде ни звука,
и главное, погода, как в Крыму!
Сперва я думал?эта показуха
устроена к приезду моему,
a в прочих регионах гложут корки,
опивки допивают, как лакей,?
но пригляделся: вроде я в Нью-Йорке,
а в Сан-Франциско тоже все о'кей!
Я и туда заехал, хоть неблизко,
и в Анджелес такая же фигня...
Не могут же они и Сан-Франциско
откармливать в расчете на меня!
Не могут же они в одном припадке
впрягаться в это общее тягло!
Выходит дело, все у них в порядке.
И, знаете, от сердца отлегло.
Да, кое в чем они недоглядели,
но доллары пока не по рублю.
Америка! Ведь я на самом деле
к тебе привык, а изредка люблю!
И то, как ты бодришься непокорно,
и то, как ты храбришься испокон,
и вообще ты родина попкорна,
а где б мы были, если б не попкорн?!
Кому-нибудь, естественно, досаден
твой строгий нрав и твердая рука,
а все-таки ни кризис, ни бен Ладен
с тобою не покончили пока.
Проехали, как молвил бы Гагарин.
А главное, боюсь смущать умы,
но что, коль мир бы стал однополярен
и полюсом его бы стали мы?!
У нас, конечно, два стальных кумира,
и нефть, и газ, но если по уму?
не пожелал бы я такого мира
ни Бушу, ни Усаме, никому.
Конечно, уши все еще прижаты,
но пик страстей как будто позади,
и я боюсь отныне не за Штаты.
Другая боль живет в моей груди.
Я думал побывать уже на тризне,
но главный наш соперник не добит?
и вот не знаю, как у нас в Отчизне
переживут случившийся кульбит.
Настроили таких великих планов,
насочиняли яростных стишков...
И как теперь оправится Проханов?
Как выживут Леонтьев и Пушков?
В сообществе родном высоколобом
уже давно сидели начеку,
готовились приплясывать над гробом,
а между тем покойничек ку-ку!
При этом я уверен, что Россия
свой кризис одолеет как-нибудь:
собой она гордится, как Мессия,
а символы ее - медведь и путь,
куда мы ни наступим?там победа,
мы всыплем всем по первое число,
но как нам пережить, что у соседа
на этот раз, похоже, пронесло?
Что общий крах, значительно приблизясь,
на этот раз наступит не на всех?
Мы гордо одолеем всякий кризис,
но как нам пережить чужой успех?
Мы сами ни на чем не обожжемся,
резервы наши все еще тверды,
но подскочивший индекс Доу-Джонса
страшнее нам любой своей беды.
Казалось бы, уже совсем немного...
Но вновь солгал намеченный маршрут.
Товарищи! Держитесь, ради бога!
Зато тут скоро негра изберут!

Внезапно кончилась огромная халява,
Накрылась медным тазом, так сказать,
Куда не взглянешь - влево или вправо -
Везде убытки, некуда бежать.
Ещё вчера на рынке всё бурлило,
Толпа нерезидентов к нам неслась.
И вдруг - чума! Европа нас забыла,
Америка собою занялась.
И началось - коттеджи, лимузины,
Активы, смокинги - скорее все продать!
И чем занятся? Грабить магазины?
Бомбить вокзалы или фарцевать?
А как же рестораны? Осетрина?
Бид, офер, спред и - как её? - маржа?!
Контора в штопоре, расколота витрина.
Ко дну пошла пробитая баржа.
Команда в панике: одни оцепенели,
Другие мечутся и прыгают за борт,
А дальше только омуты и мели,
И нет спасенья даже вставшим в short!
Прощай мечта! Как ты была красива!
Надену кепку, 'Приму' закурю,
Не надо 'Хеннеси', налейте лучше пива -
И воблу дайте. Вновь её люблю.©

> Эти стихи были написаны Владимиром Уфляндом 50 лет назад.

В далёком 1958 > году.

>

>

>> Меняется страна Америка.

>> Придут в ней скоро Негры к власти.

>> Свободу, что стоит у берега,

>> под негритянку перекрасят.

>> Начнут посмеиваться Бедные

>> над всякими Миллионерами.

>> А некоторые будут Белые

>> пытаться притвориться Неграми.

>> И уважаться будут Негры.

>> А Самый Черный будет славиться.

>> И каждый Белый будет первым

>> при встрече с Негром Негру кланяться.

>>

>

ЕВРЕЙСКИЕ НАРОДНЫЕ СКАЗКИ


РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СКАЗКА

"Ты не плачь, моя Маруся,
я к обеду обернуся!" -
так сказал еврей Гуревич молодой своей жене,
подмигнул ей левым глазом,
взял мешок с противогазом
и умчался во-свояси на разнузданном коне.

Дело было под Ростовом,
в молодом лесу сосновом.
Соловей-Разбойник свищет, дуют шалые ветра,
солнце льётся, как из чаши,
слева - немцы, справа - наши,
посерёдке - Змей-Горыныч, крепко выпимши с утра.

Вот еврей Гуревич скачет,
под полой бумагу прячет,
а в бумаге - заявленье. Что придумал, сукин сын!
"В кассу помощи взаимной.
Для покупки шапки зимней
дайте бедному еврею восемь гривен и алтын."

Между тем его Маруся
вялит рыбу, жарит гуся
и коптит свиные ножки вроде как для холодца.
Вдруг являемся Жар-Птица:
"Разрешите обратиться?",
тут же, впрочем, обращаясь в удалого молодца.

Ладный молодец, курносый,
сам собой русоволосый,
и из глаз его струится лучезарный синий свет.
"Я, - кричит, - Иван-Царевич!
Что тебе еврей Гуревич?
У него, у бедолаги, даже зимней шапки нет!.."

"Что ли я - антисемитка?
Вот порог, а вот калитка! -
говорит ему Маруся, подбоченясь у ворот. -
Ты кончай свой шахер-махер
и вали отсюда на хер,
а не то придёт Гуревич - буйну голову сорвёт!"

Эх, расстроился Ванюша,
стал румяный, словно груша,
обратился в инвалида, взял костыль - и был таков.
(Раз уж слово о Марусе -
это, братцы, в нашем вкусе
гнать из дома злую нечисть при посредстве матюков).

А Гуревич - он галопом
по лесным несётся тропам
в кассу помощи взаимной, что стоит на бугорке.
Прискакал Гуревич в кассу,
снял мешок, напился квасу
и пошёл искать начальство с заявлением в руке.

В кассе помощи взаимной -
мужичишко лихоимный,
звать его Кощей Бессмертный, безобразное лицо.
У него козёл с рогами
караулит сейф с деньгами,
а от сейфа ключ заветный спрятан в левое яйцо.

Говорит Кощей устало:
"Всё-то вам, евреям, мало,
то вам шапку, то дублёнку, то железный купорос.
Ты, Гуревич, больно лаком!
А не хочешь дулю с маком?
Погляди - за прошлый месяц не уплочен членский взнос!"

Ну и хрен с ним, с членским взносом!..
Так еврей остался с носом,
плюнул, выдрал клок изрядный из козлиной бороды
и направился в аптеку,
где простому человеку
завсегда подаст хозяйка двести грамм живой воды...

Долго, коротко ли - словом,
дело было под Ростовом,
где зимой мороз лютует и шумит степной ковыль.
Нету жизни, нету шапки,
собирай, Маруся, тряпки,
едем к чёрту на кулички - в Государство Израиль!

"Ты не плачь, моя Маруся,
поезжай со мной, не труся!" -
так сказал еврей Гуревич молодой своей жене.
Вот и вызов есть от тёти!
На ковре на самолёте
плюнул, дунул, очутился в чужедальней стороне.

Ой, края обетованны!
Все - Абрамы, не Иваны,
те же молодцы и бабы, расскажи кому поди!
Есть арабы и арабки,
но не надо зимней шапки,
нет Бессмертного Кощея, а козлов - хоть пруд пруди.

И не горе, не кручину -
видишь милую картину:
Чудо-Юдо ест свинину, брага льётся из ведра,
автоматы, патронташи,
слева - немцы, справа - наши,
посерёдке - Змей-Рувимыч, крепко выпимши с утра...


КУРОЧКА РЭБЭ

Была у рэбэ курочка,
ой, курочка была,
нивроку, как снегурочка -
кругом белым-бела!
Как песня, задушевная,
росла врагам назло,
нежирная, кошерная,
примерно два кило.
Свежа, подобно персику,
хоть ножки отрубай!
Метель ей пела песенку:
спи, курочка, бай-бай!..
Притом, совсем не дурочка,
без лишних мелодрам
носила яйца курочка
для рэбэ по утрам.
А тот, как под копирочку,
с утра, когда вставал,
в яичке делал дырочку
и тут же выпивал.
Но вдруг случилась паника:
кошерный, как маца,
наш рэбэ утром раненько
не смог разбить яйца!..
Уменья много всякого,
и силой не иссяк,
и так его, и сяк его,
об стол и об косяк!
С яйцом никак не справятся
ни тесть - на что уж дюж,
ни рэбэцн-красавица,
ни дети - восемь душ,
то молотком, то гвоздиком
колотят мал-мала!
Позвали мышку с хвостиком -
и та не помогла.
А тёща рэбэ - Сурочка -
сказала мышке: "Цыц!
Зачем нам носит курочка
небьющихся яиц?
Мы что - играем в жмурочки?
Большой тебе поклон!
Сварю-ка я с той курочки
жаркое и бульон".
Ой, курочка, ой, белая,
твой век - не сладкий торт,
ой, что же ты наделала -
себе гэбрахт дым тойт!..
И ах это, и ох это,
и в доме кутерьма,
потом позвали шохета,
и курочки нэма!
Ой, где же ты, волшебная?
Как ветром унесло.
Нежирная, кошерная,
примерно два кило...
Пошла на мясо курочка -
всё то, что дал ей Бог:
и крылышки, и шкурочка,
и шейка, и пупок.
Вот так и разбиваются
невинные сердца,
и слёзы проливаются,
а всё - из-за яйца.
Короче, съели курочку -
таков её удел.
А рэбэ дали пулочку,
чтоб он не похудел...
Но где же, - будет спрошено, -
несчастное яйцо?
Лежит оно, заброшено
куда-то под крыльцо,
забыто, не расколото...
Уже прошли года,
а что оно из золота -
никто не догада...



СКАЗКА ПРО РЕДЬКУ

Посеяли редьку Исаак и Абрам,
чтоб кушать на завтрак её по утрам,
поскольку профессор Иван Костромин
заметил, что редька - сплошной витамин,
с подсолнечным маслом её натереть,
понюхать - и можно потом умереть!

Выросла редька. Абрам и Исаак
вытащить редьку не могут никак.
Оба, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле - ни вперёд, ни назад!
Перед глазами - цветные круги...
"Эй, Моня! - кричат. - Приходи, помоги!"

Моня Фильштейн - ого-го голова!
Моне что редька, что лес, что дрова -
всё, лишь о чём вы подумать могли,
Моня достанет хоть из-под земли!
Тоже до редьки по-своему лаком,
Моня тотчас - за Абрама с Исааком,
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле - ни вперёд, ни назад!
Перед глазами - цветные круги...
"Эй, Маня! - кричат. - Приходи, помоги!"

Маня Гуревич приятна собой,
Маня за Моней - как дым за трубой!
Строятся, будто за редькой в погоню,
ну-ка, товарищи! Маня за Моню,
Моня опять - за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле - ни вперёд, ни назад!
Перед глазами - цветные круги...
"Эй, Фаня! - кричат. - Приходи, помоги!"

Фаня Лапидус добра и полна,
в сельском хозяйстве не смыслит она,
но редьку попробовать Фаня непрочь,
надо помочь - значит, надо помочь!
Строятся, будто за редькой в погоню -
Фаня за Маню, Маня за Моню,
Моня опять - за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле - ни вперёд, ни назад!
Перед глазами - цветные круги...
"Эй, Феня! - кричат. - Приходи, помоги!"

Феня Рахимова - интеллигент,
врач-терапевт, у неё пациент.
Прочь пациента, а ну его в баню!
Ну-ка, товарищи! Феня за Фаню,
Фаня за Маню, Маня за Моню,
строятся, будто за редькой в погоню,
Моня опять - за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле - ни вперёд, ни назад!
Перед глазами - цветные круги...
"Эй, Сеня! - кричат. - Приходи, помоги!"

У Сени Шапиро - живот впереди,
но пальца, пардон, ему в рот не клади!
И я его даже намёком не раню!
Сеня за Феню, Феня за Фаню,
Фаня за Маню, Маня за Моню,
строятся, будто за редькой в погоню,
Моня опять - за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле - ни вперёд, ни назад!
Перед глазами - цветные круги...
"Эй, Соня! - кричат. - Приходи, помоги!"

В Соне Балясной - сто пять килограмм,
значит - её не сложить пополам.
Скажем спасибо такому везенью!
Ну-ка, товарищи! Соня за Сеню
(и я его даже намёком не раню!),
Сеня за Феню, Феня за Фаню,
Фаня за Маню, Маня за Моню,
строятся, будто за редькой в погоню,
Моня опять - за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
берутся за редьку в четыре руки,
тянут-потянут, аж кости гудят,
а редька в земле - ни вперёд, ни назад!
Перед глазами - цветные круги...
"Эй, Федька! - кричат. - Приходи, помоги!"

Федька Егоров - а гой, а бандит,
странно, что Федька в тюрьме не сидит.
Помощь товарищей - Федьке на кой?
Федька за редьку берётся рукой.
Скажем спасибо такому везенью!
Соня за Сеню, Сеня за Феню,
Феня за Фаню, Фаня за Маню,
Маня за Моню, а ну его в баню,
Моня опять - за Абрама с Исааком
(каждый до редьки по-своему лаком!),
те же, нивроку, здоровьем крепки,
вмиг опускают четыре руки,
оба с надеждою смотрят на Федьку,
Федька напрягся - и вытащил редьку!..

Радости было - на весь огород!
"Славная редька!" - ликует народ.
Я эту редьку попробовал сам,
помнится - масло текло по усам.
Это мне накрепко в душу запало -
текло по усам, только в рот не попало...


ТЕРЕМ-ТЕРЕМОК

Стоит теремок, не закрыт на замок,
над жёлтой трубой серебрится дымок.
Стоит теремок - совершенно пустой,
и просит, и манит к себе на постой.
Деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют.

Однажды пришёл к теремку человек
по имени Хаим и стал на ночлег.
Его, всем врагам и невзгодам назло,
еврейское счастье сюда привело.
Тут печка, и стол, и диван, и кровать,
и всё остальное, чтоб жить-поживать.
Всё это оставить? Какого рожна?..
Еврею такая жилплощадь нужна!
Он не был ни Буш, ни Барак, ни Ширак,
но рюмочку выпить - совсем не дурак!
И надо добавить - он не забывал
воскликнуть "Лехаим!", когда выпивал.

И вот, от людской суеты вдалеке,
наш Хаим, как зюзя, живёт в теремке.
Живёт и не тужит, вокруг - ни души.
Попробуй его этой сказки лиши!
Одно лишь несчастье - что он одинок...

Но как-то, в один непогожий денёк
незваная гостья стоит у ворот.
"Кто, кто, - говорит, - в теремочке живёт?"
"Я - Хаим-лехаим, всю жизнь выпивал.
А ты кто такая и кто тебя звал?"
"Я - Бруха-стряпуха, бальзаковских лет,
я стряпаю всё - от борща до котлет.
Я платье порвала, и плащ мой намок.
Пусти меня, бедную, в свой теремок!
Я буду готовить, как только смогу,
и юх мит фасолис, и плов, и рагу".
У Хаима - доброе сердце в груди,
он Брухе сказал: "Не горюй, заходи!
Нам главное - было бы, что пожевать,
и будем с тобою мы жить-поживать!"

И вот они вместе, и тих теремок,
над жёлтой трубой серебрится дымок,
деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют,
и Хаим-лехаим ложится в гамак,
а Бруха-стряпуха готовит форшмак.
Цветы всевозможные радуют взгляд...

Но как-то под вечер выходят, глядят:
молодка-красотка стоит у ворот.
"Кто, кто, - говорит, - в теремочке живёт?"
"Я - Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я - Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
А ты кто такая, праматерь твою?"
"Я - Дора из хора, я песни пою.
Больна, голодна, вся я - нервов комок!
Пустите несчастную в свой теремок!
Хотите - спою вам "Голубка моя"?
Хотите - Алябьева про соловья?"
"У нас теремок, не театр Большой!
Но мы тебя примем с открытой душой.
Давай заходи, прекрати горевать,
и будем с тобою мы жить-поживать".
И вот они трое живут в теремке:
вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
а Дора из хора романсы поёт.
Деревья колышутся, ходики бьют,
повсюду прохлада, покой и уют...

Но видят однажды: стоит у дверей
какой-то замученный жизнью еврей -
глаза полусонные, впалый живот.
"Кто, кто, - говорит, - в теремочке живёт?"
"Я - Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я - Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я - Дора из хора, пою, как Сикора.
У нас тут прохлада, уют и покой.
Мы - мирные люди. А ты кто такой?"
"Я - Ошер-не кошер, природы венец,
я ем по субботам свиной холодец!
Такая привычка мне свыше дана,
зато я ни водки не пью, ни вина,
но счастья простого добиться не смог.
Пустите меня в этот ваш теремок!"
"Ну-ну, - говорят ему трое, - ну-ну!
Тебе холодец мы не ставим в вину.
Давай заходи, будем счастье ковать,
и будем с тобою мы жить-поживать".
И вот они славно живут вчетвером,
ни ссор, ни обид - не опишешь пером,
и тихое счастье царит в теремке:
вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
вот Дора из хора романсы поёт,
а Ошер-не кошер - вообще молодец:
он ест по субботам свиной холодец.

Но времени ход угадать не дано,
и новая гостья стучится в окно,
с кошёлкой в руке и, жуя бутерброд,
"Кто, кто,- говорит, - в теремочке живёт?"
"Я - Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я - Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я - Дора из хора, пою, как Сикора.
Я - Ошер-не кошер, явился непрошен.
Как братья и сёстры, живём в теремке!
А ты кто такая с кошёлкой в руке?"
"Я - Сарра с базара, продукты несу -
капусту, морковку, салат, колбасу,
зелёный горошек и свежий творог.
Пустите с кошёлкой меня в теремок!"
"Пустить бы не грех, но такие дела -
жилплощадь у нас, к сожаленью, мала.
Давай заходи, разместим как-нибудь!
Ты только кошёлку свою не забудь!
Не надо, голубушка, переживать,
и будем с тобою мы жить-поживать!"

Живут-поживают, шумит теремок,
над жёлтой трубой серебрится дымок,
и печка гудит на знакомый мотив -
типичный еврейский кооператив.
Ой, сладкая жизнь! Ой, синица в руке!
Вот Хаим-лехаим лежит в гамаке,
вот Бруха-стряпуха готовит компот,
вот Дора из хора романсы поёт,
вот Ошер-не кошер плюёт в потолок,
а Сарра с базара стирает чулок.
Деревья колышутся, тихо вокруг...
Но вдруг (как вам нравится это "но вдруг"?)
является некто во всём голубом,
на нём кобура и фуражка с гербом.
"А ну, - говорит, - православный народ,
кто, кто в теремке без прописки живёт?"
"Я - Хаим-лехаим, сидим, отдыхаем.
Я - Бруха-стряпуха, ещё не старуха.
Я - Дора из хора, пою, как Сикора.
Я - Ошер-не кошер, явился непрошен.
Я - Сарра с базара, всем прочим не пара.
А ты кто такой?" "Это я кто такой?
Закон охраняю, служу день-деньской.
Вселились нахально сюда под шумок!
Да тут синагога, а не теремок!
Живут задарма, и прописки нэма,
вы что, - говорит, - посходили с ума?
А ну, - говорит, - выметайтесь на свет,
жидовские морды, житья от вас нет,
не то вам такое сейчас зададут!
Хорошие люди поселятся тут:
Гордеева Роза из горкоммунхоза,
Сергеева Тома из горисполкома,
полковник Лопата из военкомата,
Валера Шевчук - коммунист, педераст,
уж вашему брату он спуску не даст,
Дуняша-милаша, и Вера-холера,
и Ксюха-писюха из психдиспансера,
а также Иван Тимофеич Блинов -
большой человек, кавалер орденов!.."

...Стоит теремок, не закрыт на замок,
над жёлтой трубой серебрится дымок.
Деревья колышутся, птички поют,
повсюду прохлада, покой и уют.
Но слышишь - звучит милицейский свисток,
наш поезд уходит на Ближний Восток!..
Кончается сказка. Кончается бред.
Стоит теремок, только нас уже нет.
Но призраки наши живут в теремке:
там Хаим-лехаим лежит в гамаке,
там Бруха-стряпуха готовит компот,
там Дора из хора романсы поёт,
там Ошер-не кошер плюёт в потолок,
а Сарра с базара стирает чулок...


КРАСНАЯ КИПОЧКА

Возле леса, возле речки
жил один еврей в местечке
со своей супругой Ривой,
жил, как Бог ему судил,
и у этой пары дома
подрастал сыночек Сёма,
он всегда, зимой и летом,
в красной кипочке ходил.

В красной кипочке шелковой,
сам начитанный, толковый,
материнскою любовью
и вниманием согрет.
Ой, дэр татэ мыди бэйнэр,
ой, а ингэлэ а шэйнэр,
то-есть, форменный красавец,
хоть пиши с него портрет.

А за лесом, на опушке,
в однобедрумной избушке,
у глухого буерака,
где растёт чертополох,
проживала Баба Роза -
жертва остеохондроза,
по анкете, между прочим -
Роза Львовна Шляпентох.

Ой, у бабушки-старушки
ни укропа, ни петрушки,
никаких деликатесов,
только хлебушка кусок.
Были гуси, были шкварки,
а теперь - одни припарки,
всё, как в песне: здравствуй, поле,
я твой тонкий колосок!

Но зато у Мамы Ривы -
куры, гуси, вишни, сливы,
гоголь-моголь для сыночка -
он на всё горазд и спор:
в красной кипочке гуляет
и на скрипочке играет,
и не просто "Чижик-пыжик" -
гамму ля-бемоль-мажор!

И когда утихла гамма,
говорит сыночку мама:
"Надо бабушку уважить,
как ведётся на Руси.
Положи смычок на полку
и бери, сынок, кошёлку
и кошерные продукты
Бабе Розе отнеси".

А в кошёлку Мама Рива
уложила всё красиво:
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот.

Вот идёт по лесу Сёма,
и тропа ему знакома.
Помощь бабушке-старушке -
вот его священный долг!
В красной кипочке из шёлка
он идёт, в руке кошёлка,
ничего не замечает,
а ему навстречу - Волк.

Волк Иванович Свиридов -
из матёрых инвалидов,
пострадал уже однажды,
обмануть его хитро:
он был ранен в ягодицу,
потому что съел девицу
в красной шапочке из сказки
Шарля, кажется, Перро.

Волк сперва стоит на стрёме,
а потом подходит к Сёме,
говорит: "Шолом Алейхем!
Что за шухер? Тихо, ша!
Ты куда идёшь, пархатый,
и чего несёшь из хаты?"
И ему на это Сёма
отвечает, не спеша:

"Мне смешны твои угрозы!
Я несу для Бабы Розы
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот".

В предвкушенье пищи сладкой
облизнулся Волк украдкой,
говорит он: "Бабе Розе
эти яства - не нужны.
Я всю жизнь по лесу рыщу,
обожаю вашу пищу -
фаршированную рыбу
и особо - деруны.

А компот, в конечном счёте -
посильней, чем "Фауст" Гёте,
так что нечего мне баки
забивать своей мурой".
"Ни за что я злому Волку
не отдам свою кошёлку!" -
отвечает Волку Сёма -
в красной кипочке герой.

"Ты, приятель, из аидов,
ну, а я - из инвалидов,
мне положена диета
на гусином на жиру!
Что ж ты, красная ермолка,
обижаешь злого Волка?
Я сейчас пойду и с ходу
твою бабушку сожру.

Не пойми меня превратно -
понесёшь тогда обратно
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот".
"Ты мне бабушку не трогай -
покараю мерой строгой!" -
красной кипочкой качая,
Сёма Волку говорит.
"Что ж я, вместо Бабы Розы
должен есть кору с берёзы?" -
очень нагло отвечает
этот злобный инвалид

и помчался на опушку
кушать бабушку-старушку,
по анкете, между прочим,
Розу Львовну Шляпентох.
Волк - он тоже знанье копит,
у него громадный опыт
поедания старушек
всех народов и эпох!


В это время Роза Львовна
(так зовут её условно)
на трёхногом табурете
восседает у окна.
В однобедрумной избушке
нет ни крошки, ни горбушки,
оттого-то Баба Роза,
как собака, голодна.
Принести ей должен внучек
много разных вкусных штучек -
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот.

А пока что Баба Роза -
в состоянии психоза:
голод, знаете, не тётка,
всё померкло, мир умолк,
головная боль, икота...
Вдруг стучится в двери кто-то.
"Кто там?" - спрашивает Роза,
а в ответ ей: "Это Волк!"

"Удивительное дело -
я б сейчас и Волка съела!" -
так подумала старушка,
открывает Волку дверь -
он сидит в смиренной позе,
говорит он Бабе Розе:
"Ты меня бы в дом пустила.
Не пугайся - чай, не зверь".

А в мозгу у злого Волка
бьётся мысль такого толка:
"Мол, сожру её, старушку,
буду к мольбам глух и нем,
сам оденусь Бабой Розой,
и с такой метаморфозой
стану ждать внучонка Сёму,
и его я тоже съем.

Съем и красную ермолку,
и с продуктами кошёлку -
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот".

"Ходят, бабка, злые слухи,
что помрём мы с голодухи, -
Волк своею гнусной мордой
Бабе Розе тычет в бок. -
Ты была бы человеком -
поскребла бы по сусекам,
может быть, чего нашла бы,
испекли бы колобок".

Но старушка Роза Львовна
смотрит прямо, дышит ровно.
Ой, сегодня будет кто-то
Бабе Розе на обед!
Вот она подходит к Волку
и берёт его за холку,
а потом как рот разинет -
ам! И всё, и Волка нет!..

Волк как пища - безыскусный,
некошерный и невкусный,
если нет альтернативы -
утоляет аппетит,
возникает сытость, дрёма...
Зохен вэй, а где же Сёма?
Сёма всё ещё по лесу
в красной кипочке бежит.

Он бежит, роняя слёзы,
и несёт для Бабы Розы
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот.

Cёма ёжится с опаской -
он знаком с народной сказкой,
где несложная интрига
разрешается в конце:
вот приходит он в избушку,
Волк уже сожрал старушку
и лежит под одеялом
в бабы-розином чепце,

и пойдут, пойдут вопросы,
как назойливые осы -
почему глаза большие?
почему большой живот?
почему большие уши?..
Ой, спасите наши души!
Сколько можно этой сказкой
без конца дурить народ?
Но глядит - жива старушка!
Где моя большая кружка?

В нашей сказке, кроме Волка,
всем героям повезло!
Здесь пора остановиться.
Будем петь и веселиться
алэ соным афцалухес,
то-есть - всем врагам назло!

Прекратим глотать лекарства,
будем есть сплошные яства -
фаршированную рыбу
с хреном в баночке от шпрот,
яйца свежие в мешочке
и гусиный жир в горшочке,
деруны на постном масле
и, конечно же, компот...

Перепутались в кроватке
Ручки, ножки, шейки, пятки...
Вот к чему порой приводят
В камасутре опечатки!

'По щучьему велению'.
Пошёл Емеля как -то за водицей (Хотелось с бодуна ему напиться )...
С ведром поглубже в прорубь сунул руку и зачерпнул с водой большую щуку !
А та плеснула по ведру хвостом и молвит человечьим языком:
'Release me, and I'll make you a rich man!' (Как было знать ей, в чей попала плен ?)
Емеля же не понял ни словечка... Сварил уху , сожрал и... влез на печку.

Мораль: Чтоб стать богатым и пить виски - Необходимо всё ж учить английский !

'Репка'.
Одной научной следуя методе,
Дед репку посадил на огороде
И через год дождался урожая ...
Та выросла большая -пребольшая!
Дед, Бабка , Внучка , Жучка, Кошка, Мышка
, все за ботву тянули
- вот в чём фишка !
Но результат совместного старанья,
Увы, не оправдал их ожиданья ...
Пусть без ботвы, но репка всем на диво,
По прежнему торчит , в земле...

Мораль: Когда отсутствует лопата, неплохо б знать основы сопромата !

'Кот в сапогах'.
Кричал Кот Великану , мол, не верю , что примешь облик ты любого зверя !
Меня одним лишь только убедишь - немедля превратишься если в мышь !
Развеять чтоб кошачие сомненья, стал мышкой Великан в одно мгновенье .
Но Кот поймать её, увы , не смог, поскольку та , взлетев под потолок ,
обгадила Кота какой -то кучей ... Как оказалось , мышь была летучей!

Мораль: Как говорится , в назиданье - Корректней формулируйте заданье !
©

Григорий Амбург

Все вокруг охватил интернет:
В кнопку ткнул и пожалуйте в гости!
Убегая в него от сует,
Растворяешь в нем душу и кости.
Каждый хочет с тобою дружить,
Предложить разговор откровенный.
Можно встретить, познать и купить.
Ну а даром- и вовсе отменно!

Он подмял под себя все и вся;
Информацией глушит, как рыбу;
Плюнет, словно верблюд, не спрося,
Бреда всякого тонную глыбу!
И тебя заставляет: "Решай,
Что подходит, крути интеллектом!
А захочешь,- свое подмешай,
Ни причем оставаясь при этом!"

Можно в войны играть, в дурака,
Щекотать самолюбье пасьянсом...
Можно многое, только б рука
В интернетовом дергалась трансе!
Все подмял под себя интернет,
Нужен каждому он остолопу!
Вот возьму и нажму на "ДЕЛЕТ",
Всех послав предварительно в Жопу!

Прикинь, братан: я был вчера в балете.
Ну, мамою клянусь, - вот это класс!
Ты не был там? Ты зря живёшь на свете!
Ты должен оттянуться там хоть раз!

Ты приколись: я окосел без водки.
Там зал - куда там твой кафешантан!
На сцене - из фанеры загородки,
Что, с понтом, соответствует кустам.

А в зале тёлки - то есть,типа, дамы -
На них прикид - я прямо заторчал.
А тут, по ходу, из какой-то ямы
Такой музон конкретный зазвучал!

А дальше - больше: заплясала прима.
А с ней - в колготках! - примус. Ну, каков!..
Любителям крутейшего интима
Вот там бы поглазеть на мужиков.

Короче, я поплыл: какие позы!
Как он её кидал! А как вертел!
В натуре: я тащился, как от дозы,
Я даже сам на сцену захотел.

Я там бинокль попросил у бабы,
Как всё вблизи увидел - аж присел:
Ну и видуха! Жаль, бинокль слабый -
Вот если бы оптический прицел

А в зале тишь: ни выкриков дебильных,
Ни матюков, ни свиста - ни хрена
Лишь иногда затренькает мобильник
В кармане у крутого пацана.

А подтанцовка! Что за выкрутасы!
Короче, я с металлом завязал.
Скликай братву - а я погнал до кассы.
Плевать на бабки. Завтра скупим зал>

Перепутались в воронке
Ножки, почки, селезёнки,
Печень плюхнулась в ста метрах...
Вот же гад - наводчик меткий!

Нада же, родил

Я выпустила из бутылки Джина.
Должна признаться, симпатичный Джин.
Такой эффектный, молодой мужчина,
И выполнить желанья предложил!

Ну а какие у меня желанья?
Я и не очень верю в волшебство.
Но всё ж решила быть оригинальной,
И попросила ласково его:

«Ах, милый Джини, я мудрить не буду,
Мне ни к чему рубины, серебро.
Ты лучше вытри пол, помой посуду,
Почисть палас, и вынеси ведро.

Погладь бельё, потом сходи на рынок,
Когда вернёшься – приготовь обед,
И надо б разморозить холодильник,
И что-нибудь придумать на десерт».

Крутился Джин, как белка в поговорке,
Разбил плафон, рассыпал порошок,
Поранил себе палец в кофемолке,
И утюгом штаны свои прожёг.

И выдохся, упал на покрывало,
Не в силах ни творить, ни колдовать,
А я ему на ушко прошептала:
«Прими-ка душик, и пойдём в кровать».

Скривился Джин и с горькою ухмылкой:
«Помилуй, Госпожа, уже нет сил!»
И вдруг полез стремительно в бутылку,
И пробочку потуже закрутил

ПЕСНЬ О КРИЗИСЕ
> >
> > Над финансовой системой
кризис тучи собирает.
Между долларом и евро
Гордо реет неликвидность,
> конфискации подобна.
То обрушивая рынки,
то зашкаливая ставки,
неликвидность торжествует
- спекулянты чуют гибель
в её воплях громогласных.
В этом стоне -жажда денег!
Обрушенье котировок,
Экономики паденье
и уверенность в банкротстве
слышат рынки в этом крике.
Глупый Минфин перед бурей
робко мечется по рынкам,
в девальвации готовый
> спрятать страх перед дефолтом.
Олигархи тоже стонут,
- олигархам недоступно
> наслажденье дерзким рынком,
Чудной рыночной стихией:
разоренье их пугает.
Все мрачней и ниже индекс
опускается над биржей,
и бегут прочь капиталы,
в бездну сбрасывая курсы.
> > Гром грохочет. Все сверкает.
> Это рухнул "Леман Бразерс".
> В пене гнева конгрессмены
принимают план спасенья.
И с размаху в дикой злобе
Миллиарды выделяют
для спасенья "Голдман Сакса".
> Неликвидность с криком реет,
> черной молнии подобна,
как стрела пронзает биржи,
банки в бездну отправляя.
Кризис носится, как демон,
- гордый, черный демон рынка,
- и смеется, и хохочет...
> > Над банкирами смеется,
Над правительством хохочет!
В общем стоне "волатильность!"
Демон зрит давно усталость.
Он уверен: центробанки
Не спасут от краха биржи.
Пресса воет...
Дети плачут.
И инвесторы рыдают...
> > Красным пламенем пылают
> биржевые котировки.
И сгорают триллионы:- Кризис!
Скоро грянет кризис!
Это смело и свободно
реет дух Стихии Рынка
над ревущим гневно миром;
то кричит пророк победы:
- Пусть сильнее грянет КРИЗИС!..
> >
> > Горький-Пешков
> ОТДЫХАЕТ!!!!!!!!!!!!
> > >
> > --
> > Л. Бруднер

Не тем еврей стал плох, что ест наш хлеб,

А тем, что проживая в нашем доме,

Настолько стал бездушен и свиреп,

Что стал сопротивляться при погроме!

И. Губерман. Величайший еврей всех времён и народов.

Новые "Гарики" (Губерман)


Я Вас люблю! Тому свидетель Бог!
Нет женщины прелестней Вас и краше!
Я ровно в полночь был у Ваших ног...
Потом гляжу: а ноги-то - не Ваши!
* * *
Все может быть, все в жизни может быть.
Я сам, наверно, сильно изменился,
Но первую любовь не позабыть.
Забудешь тут, когда на ней женился!

* * *
Еврей умён. Еврей совсем не прост.
Еврей всё видит, слышит, подмечает.
И что удобно - что на свой вопрос
Еврей себе мгновенно отвечает.
* * *

Не знаю, зависть - грех или не грех,
Но всё-таки могу предположить,
Что свой позор нетрудно пережить.
Сложнее пережить чужой успех.
* * *

Стране не вылезть из дерьма,
В которой столько лет упрямо
Иван кивает на Петра,
И оба дружно - на Абрама.
* * *

Узбекистан. Пока двадцатый век,
Но врач-еврей сегодня - дефицит.
Тo, что узбека лечит сам узбек.
Вот это - настоящий геноцид.
* * *

Я образ жизни замкнутый веду.
Живу тихонько, ближним не мешая.
Но я всегда на выручку приду...
Конечно, если выручка большая.
* * *

Фортуна в руки не даётся,
Она ведёт себя, как хочет:
Сначала вроде улыбнётся,
А после - над тобой хохочет.
* * *

Мы живём в окружении строгом
И поступкам всегда есть свидетели..
За грехи - наказуемы Богом.
Человечеством - за добродетели.
* * *

Шутить я не умею плоско,
Но всем скажу, не для красы,
Что неудач моих полоска -
Длиннее взлётной полосы.
* * *

В нас часто проявляется плебейство...
Ну, что ж, один - атлет, другой - Атлант.
Несовместимы Гений и Злодейство,
Но совместимы зависть и талант.
* * *

Яви мне милость, всемогущий Бог!
Прости, что оторвал тебя от дел...
Но если сделал ты, чтоб я не МОГ,
То сделай так, чтоб я и не ХОТЕЛ.
* * *

Еврею неважно - он там или тут:
И в жарком Крыму, и на дальней Аляске
Евреи где хочешь легко создадут
Русский ансабль песни и пляски.
* * *

Как мы умны, находчивы и дерзки,
Как отвечаем – остроумно, грозно.
И потому себе ужасно мерзки,
Что свой ответ всегда находим поздно.
* * *

А время нас и лысит, и беззубит,
И с каждым днем становимся мы старше.
И жены нас по-прежнему не любят,
И очень редко любят секретарши.
* * *

Ошибки юности легко сходили с рук.
Ах, молодость! Далекий звук свирели.
Мы часто под собой пилили сук...
И мы не те, и суки постарели...

8-е Марта на носу...

У меня сегодня праздник,
Круче он, чем Новый Год.
Ты с утра в постель мне подал
Замечательный компот.
Не нашел на кухне кофе.
Он - на полке, где всегда.
Ты про это знать не можешь.
Впрочем, это ерунда.


Ты компот налил в бокальчик
Со щербинкой на боку.
Не нашел, сказал ты, чашки.
Это я понять могу.
Я ж не зря вчера старалась
Спрятать всё, что жалко бить.
Чтоб сегодня самой доброй
И терпимой самой быть.


Пол бокальчика компота
На постель ты расплескал.
Не волнуйся, милый, что ты,
Дай-ка мне скорей бокал.
Я допью его с улыбкой,
С благодарностью допью.
А за новую простынку
Как-нибудь потом убью.


Ты яичницу пожарил?!?!!!
Прямо будто я в раю?
Пусть она со скорлупою,
Я её пережую.
Ой, а это что? Мимоза?
Да когда же ты успел?
Ах, вчера? И ловко спрятал?
Удивить меня хотел?


Где же ты её припрятал?
Да-а? В костюм свой выходной?
Ни за чтоб не догадалась!
(Чистить буду в выходной.)
Сам помоешь ВСЮ посуду?
Две тарелки? БАЦ! Одну.
Не волнуйся, всё в порядке.
Веник вон стоит, в углу.


До чего ж ты мил сегодня,
Просто хочется рыдать.
Собираться? К маме в гости?
Не могу тебя узнать!
Тёщу - мамой? Это круто!
Я не смела и мечтать.
На руках нести не надо,
Лучше за руку держать.


Я не вздрогнула ни разу,
Улыбалась во весь рот.
Не сказала ни "зараза",
Ни "безрукий", ни "урод".
Хорошо, что праздник женский
Не решили удлинить.
Ведь реально невозможно
Долго это выносить.


Хорошо, что скоро вечер.
Канет день в теченье лет.
И останется на кухне
Лишь засушенный букет.
Простыню я отстираю,
Ловко вычищу пиджак,
И закончится на кухне
Этот жуткий кавардак.


Приведу себя я в норму,
И квартиру приведу.
И с счастливой самой мордой
На кровать я упаду.
Спишь уже? Ну, баю-баю.
Завтра снова "вечный бой"?
С мыслью старой засыпаю:
"Хорошо, что ты - со мной»