Авторская песня, Бардовское движение Опции

[emedia4u]

О ПОЭЗИИ И НЕ ТОЛЬКО…
- Александр Моисеевич (Городницкий), вы известны в мире в трех ипостасях: как ученый, как поэт и как бард. Возможно, вы не разделяете поэта и барда. Можете ли вы сказать, что какая-то линия здесь главная?

Не могу сказать. Хотя вторая, объединенная линия, где вместе поэт и бард, стала у меня с годами более важной по одной простой причине: много лет занимаясь наукой, я понял – то, что ты не сделаешь в науке, сделает другой. Она движется поступательно. Если бы Эйнштейна не было, теорию относительности открыл бы кто-нибудь другой. А в литературе, в поэзии никто за тебя ничего не напишет. Поэтому единственная для человека возможность реализации личности – это искусство, а не наука.

- Что происходит сейчас в бардовском движении? Можно ли указать направление, куда все движется?

Надо сказать, что бардовское движение в России имеет направление на эстраду. Уже туда переместилось. И это очень печально, потому что, пока были живы поэты с гитарой в руках первого поколения - Галич, Анчаров, Окуджава, Визбор – они все были, так или иначе, профессиональные литераторы. Теперь им на смену пришли бойкоголосые, хорошо владеющие гитарой текстовики. Не хочу называть фамилий, но теперь авторская песня переместилась на эстраду и живет по законам эстрады, став частью шоу бизнеса. Обратно в литературу, по-моему, возвращаться не собирается. Это очень грустно. Это первое.
И второе. Из авторской песни исчезла протестная составляющая, которая была очень важна для нее. Даже было такое понятие – магнитофониздат, которое возникло после появления Галича, Высоцкого, моего друга Юлия Черсановича Кима. Сейчас послушайте, о чем поют. За исключением Тимура Шаова... Все очень милые, всё очень хорошо, у нас нет ни войн, ни проблем, просто сделайте нам красиво. И вот эта протестность, которая в России всегда была очень важна, этот социальный резонанс – он начисто отсутствует.
Совсем другое дело – авторская песня за рубежом: в Америке, в Израиле, в Канаде, где я недавно был на фестивале, в Германии, в других странах, где большие диаспоры русскоязычного населения. Там авторская песня как раз очень интересную роль играет, гораздо большую, чем в России. Там авторская песня является очень важным, эффективным средством сохранения родного языка. Это особенно важно в тех семьях, где дети уже вросли в местную англо или, скажем, немецкоязычную среду, и начинают стесняться своих родителей, которые языком овладели недостаточно. А вот, когда они приезжают на слет, они начинают понимать, что за языком их родителей стоит огромная культура, у них появляется желание изучать русский язык. Т.е. в этом случае авторская песня – это очаг сохранения культуры.

- Понятно, что душой Вы принадлежите первому поколению авторов. Но все же, есть ли у нынешних авторов какие-то преимущества по сравнению с предыдущими?

- Преимущества есть, конечно. Если Окуджава знал шесть аккордов, то современные авторы знают значительно больше. Но это чисто техническое преимущество. Мне трудно судить, что лучше, что хуже, но я еще раз говорю, что авторская песня рассталась с русской поэзией. Даже лучшие образцы, я имею в виду любимого мною Олега Митяева или других современных авторов, которые популярны. Это тексты, это не стихи. А раньше это были стихи под мелодию. То есть та авторская песня, которая была музыкальным интонированием русской поэтической речи, - она кончилась, ее больше нет. Может появится, я не знаю. И мне, как человеку старого поколения, это грустно. Это не авторская песня сегодня, это самодеятельная эстрада. На этой эстраде есть талантливые люди, такие, как Ирина Богушевская, Иващенко и Васильев. Но это другое явление, это мюзикл, это что угодно, но не авторская песня.

- Вот Вы говорите об авторской песне и эстраде, противопоставляя их. Есть ли еще какие-то критерии (ну, кроме, поэзия-не поэзия), с помощью которых можно построить шаблон и, прикладывая к песне, сказать: это – авторская, а это – нет?

- Есть, конечно. Это еще и личность автора.

Здесь, на этом слете были какие-нибудь, пусть маленькие, открытия для Вас?

Авторские? Думаю, что нет, потому что, в основном, все, что я слушал, я знал раньше. Но это не только здесь, открытий нет и на огромном Грушинском фестивале, нет и на других фестивалях, где я бывал в жюри, например, на международном фестивале авторской песни «Петербургский аккорд». Есть талантливые люди, скажем, Ольга Чикина, но она уже достаточно известна. Открытий в авторском плане давно не было. Все, что я слышу, - это на другом уровне, это постмодернизм какой-то. Взять хотя бы творчество Вадима Певнера, который раньше был довольно интересный автор, так же, как и Марк Мерман, живущий ныне в Питтсбурге. Когда Певзнер выступал на сцене театра Ленинского комсомола в Петербурге, половина зала встала и ушла. Возможно, он именно на это и рассчитывал. Какое это имеет отношение к авторской песне? Да, никакого. Я не сужу, хорошо это или плохо. Это другое, это – массовая культура. Я не поклонник постмодернизма вообще, считаю, что он разрушает искусство. Я – человек старый, у меня свои представления о том, что такое хорошо, а что такое плохо, но я не настаиваю на том, что я абсолютно прав.

- В шестидесятые поэты собирали стадионы. Поэтов, во всяком случае, известных широкой публике, было мало, мы их знали наперечет. Сейчас поэтов много, но стадионов они не собирают. Значит ли это, что интерес к поэзии упал, или это что-то другое?

Нет, не значит. Поэт и стадион – две вещи несовместные. Если поэт собирает стадион, это значит, что он, так или иначе, умеет разговаривать с толпой. Это особенно показательно было на Грушинском фестивале. Я хочу сказать, что поэзия, вообще, не для стадионов, не для толпы, это вещь достаточно интимная. Не важно, какую аудиторию собирает поэт. Один известный бард, из самых известных нынешних, как-то сказал мне: «Ну, смотри, какой Окуджава поэт? Я могу держать стадион, а он не может. Так кто же поэт, он или я?».
Это неправильный критерий. Поэзия – это нечто другое. Задача поэзии – найти путь к сердцам людей, неважно, сколько их – двадцать, тридцать... По большей части, этого не происходит вообще. Современная поэзия... Вот, я читаю подборки в журналах, - создается впечатление, что обязательное условие – пустота, чтобы – ни о чем, чтобы использовались интересные, современные, сильно завуалированные построения. Это сейчас очень модно. Но король часто оказывается голый.

- Александр Моисеевич, что такое искусство, вообще? Для чего оно нужно человеку?

- Французская пословица говорит: человек отличается от животного стремлением ко лжи и к искусству. Искусство - это какая-то странная вещь, которая отличается тем, что, с одной стороны, не обязательна для того, чтобы вести нормальный образ жизни. В ряде социумов не знали искусства, жили спокойно без него.
С другой стороны, искусство – эта такая потребность человека в особом языке, которая, собственно, и делает человека человеком.

- Мы можем немного поговорить о политике?

- Пожалуйста.

- Что Вас огорчает в современной российской политике, и есть ли что-нибудь, что вселяет надежду?

Как сказал мой друг, замечательный писатель Владимир Войнович: электорат у нас говно, но народ хороший. Посмотрите, кого они выбирают, - Жириновского и подобных персонажей. Меня, даже, больше огорчает не то, какие у нас руководители, а возможность им действовать безнаказанно. Меня огорчает абсолютное безразличие народа... Быстренько расставшись с короткой полосой демократических возможностей, они в полном счастье пребывают. И вот это внушает тревогу. Это, а не действия президента, генералов, которые часто действуют по собственному разумению. Я как-то читал интервью с одним бывшим генералом, который сбил корейский Боинг. Его спрашивают: «Вы это с Москвой согласовывали»? «С Москвой? Зачем, – отвечает он. – Если бы я этого не сделал, полетели бы генеральские головы, и моя, в том числе». То, что там погибли сотни людей, его абсолютно не щекочет. Эта мораль меня ужасает. И вот эти люди командуют парадом.

- А что все-таки, внушает надежду?

- Надежда умирает последней. Россия такая страна... как бы не относиться к ней сегодняшней, она, все-таки, страна больших культурных традиций, великих мыслителей, и я надеюсь, что рано или поздно все встанет на место. Когда это случится, я не очень себе представляю. А то, что происходит сейчас, большой радости у меня не вызывает.
- Я недавно прочитал, что готовится новый учебник истории для школ, и в нем собираются объяснить школьникам, что Сталин действовал абсолютно правильно в данных исторических условиях, собираются оправдать репрессии или доказать, что их не было.
- Думаю, что ничего не выйдет. Какие бы учебники не издавались, джин уже выпущен из бутылки, уже известны факты. Нельзя дурачить следующее поколение бесконечно. Эту кровавую статую они уже не смогут поставить на тот пьедестал, где она стояла. А то, что они собираются реабилитировать, так это делается с чисто политическими целями, чтобы оправдать те действия а-ля Сталин, которые, возможно, будут завтра или послезавтра. И вот это внушает мне большую тревогу. Сейчас стали новый железный занавес строить, чтобы безнаказанно расправляться с теми, кто неугоден. Изоляция России опасна не для Запада, она опасна для самой России, потому что даст возможность душить общественное мнение, ту оппозицию, которая еще осталась. Сталин здесь как лакмусовая бумажка. Даже при Брежневе его не удалось втащить на пьедестал, надеюсь, и сейчас не удастся. Есть интернет, есть море фактов. Вряд ли им удастся перекрыть все каналы информации, как, скажем, в Китае.

- Давайте вернемся к авторской песне. Вопрос, который я хочу Вам задать, мы уже частично затронули. Как Вы считаете, есть ли у жанра границы? Как Вы относитесь к аранжировкам, к добавлению к гитаре различных инструментов: от дудочки до целого оркестра?

Я думаю, что в этом жанре границ нет. Вообще, понятие жанра чисто условное. Когда-то, когда Ходорковский был еще на свободе, он финансировал международное жюри «Букер – Открытая Россия», где отмечались лучшие романы, написанные на русском языке. Там в жюри мы пытались определить, что такое роман - длинная повесть? Ни в каком жанре нельзя дать точного определения, то есть, нет границ. То же самое и с авторской песней, то, что хорошо, то хорошо – с дудочкой, со скрипкой, с оркестром... Речь идет не о форме, не об аранжировке – о существе, о поэтической начинке. Либо она есть, либо ее нет. Для меня именно литературная сторона очень важна; если я не вижу стихов в песне – это не авторская песня, как бы красиво ее ни пели.

[jamaica1953]

В Израиле живет бывший минчанин, бард МИХАИЛ КАРПАЧЕВ
http://karpachev.livejournal.com/?skip=60
Я его очень люблю, как человека и как поэта,
поэтому рекомендую обществу.
Слушайте, наслаждайтесь!

[KOKUS]

Юлий Ким - известный русский бард. Родился в семье переводчика с корейского языка Кима Чер Сана и учительницы русского языка и литературы Нины Валентиновны Всесвятской.

Был я верный правоверный пионер,
"Широку страну родную" громко пел.
В комсомоле, скажем правду, господа,
Не оставил я заметного следа,

В коммунисты меня звали - я не стал.
Стал обычный злоязычный либерал:
При словах "гражданский долг", "патриотизм"
В организме начинался пароксизм.

Кроме спутника и флага на Луне,
За державу только стыдно было мне,
И, смотря на наши звезды и кумач,
Издавал я злобный смех иль горький плач.

А теперь скажите, где я? что со мной?
Ведь нездешний я, хотя и не чужой,
Но гляжу на эту синюю звезду
И испытываю гордую слезу!

И хочу растить бананы на камнях,
Славить Господа под Западной стеной,
Вдохновенно танцевать на площадях
И с ружьем стоять на страже, как герой!

В патриота превратился либерал,
Прям как будто только этого и ждал!
И готов, как пионер, шагать в строю,
И опять я Дунаевского пою:

"С гулькин нос страна моя родная,
Очень мало в ней лесов, полей и рек,
Но другой такой страны не знаю,
Где так счастлив русский человек!"