Ефим Шифрин Опции

[Blesk]

«Когда вы слышите, что Ефим Шифрин — комик, не спорьте. Вас не обманывают. Просто от вас утаивают часть правды. Шифрин — Артист...» Так пишут о нем критики. И это утверждение представляется весьма точным, особенно сейчас, когда его популярность перешагнула двадцатилетний рубеж, а творческий потенциал, актерское мастерство и неуемные сценические фантазии совсем не собираются угасать. Напротив, с каждым годом Шифрин нас удивляет и радует все больше и больше. И он воистину актер, который никогда не шел на поводу у смутного времени. Даже когда повальное «оболванивание» публики считалось делом модным и прибыльным, его спектакли всегда оставались умными, глубокими и по-настоящему добрыми.

[Blesk]

Ефим Шифрин или Нахим-бен-Залман





29 апреля 2006. О творчестве замечательного артиста театра и эстрады Ефима Шифрина написано немало в России и за рубежом. Недавно появилась его собственная страничка в Интернете. Но эта беседа — диалог с малоизвестным Шифриным. И начался он с темы семьи и детства, прозвучавшей неожиданно и драматично...

— Родился я, 44 года назад, когда еврейства и всего с ним связанного как бы не существовало. Недавно у Бродского в его замечательном эссе «Меньше единицы» нашел близкую мне мысль: слово «еврей» было вообще неупотребительно в русской речи того времени. Оно было почти ругательством, чем-то стыдным. Конечно, в анкетах, метриках это слово присутствовало, однако порождало не самые приятные ассоциации.

Мое настоящее имя «Нахим». От него нет уменьшительного, поэтому в школе, институте меня звали «Фима». Имя это как-то само закрепилось за мной, что очень огорчало папу. В письмах ко мне он всегда называл меня Нахимом. Казалось, вкладывал в это свою особую интонацию. Он всегда подчеркнуто следовал имени, данному при рождении. Например, его брат, из Гесселя стал Григорием, другой из Моисея — Михаилом, но папа упрямо называл их Гесселем и Моше. И ничто, никакой «новояз» не могли его в этом поколебать.

В последние десятилетия опубликовано немало страшных подробностей о сталинских репрессиях. Однако мы вновь испытали потрясение, когда, готовясь к встрече с Ефимом, прочли изданные в Белоруссии записки его отца Залмана Шифрина «Печальная рапсодия». Книгу, повествующую — без сентенций и обобщений — о жизни политзека, прошедшего все круги сталинского ада — и застенки, и золотые прииски, и вольфрамовые рудники Крайнего Севера. И нам стала еще понятнее безграничная сыновья любовь Ефима к отцу, гордость за родного человека, чье мужество не сломили ни пытки, ни издевательства палачей, ни голод и лютый мороз.